Отправлено: 11.05.13 04:47. Заголовок: "Идём на Восток!"

- Время действия: Весна 47 г. до н.э. Действие разворачивается после гибели Гнея Помпея и Александрийской кампании Цезаря.
- Место событий: По дороге в Дамаск.
- Участники: Цезарь, Наджара.
- Краткое описание сюжета игры: Овладев Александрией, Цезарь возвел на престол наследницу законного египетского царя Птолемея - Клеопатру, которая всегда хранила верность как самому военачальнику, так и Риму. Но на этом его испытания не закончились…
Внезапно к нему пришли известия о том, что печально известный царь Фарнак, сын знаменитого врага римлян Митридата, вторгся на территорию Республики, разбил римскую армию Домиция Кальвина, захватил Вифинию и Понтийское царство и желает вскоре распространить свое влияние по всему Востоку в целом. Поэтому медлить нельзя и, взяв с собой VI легион «Феррата», полководец оставил в Александрии все прочие войска, чтобы Клеопатра укрепила этим свою власть, а сам поспешил отправиться в Сирию. Как оказалось, эта провинция тоже беспокойна, Даже после смерти Помпея гражданская война продолжается. Прикрываясь лозунгами о восстановлении традиций Рима, его сторонники продолжают сеять смуту. И неясно, поддержат ли теперь восточные земли Цезаря или нет. Ведь большинство местных жителей просто ждет, чем все закончится. Поэтому ему понадобится любое содействие с их стороны.
Так и состоялась впервые его встреча с Наджарой. Это произошло в одной из сирийских пустынь. Оказывается, она и ее воины только что разбили там лагерь как повстанцы, всегда готовые к битве. А отряды Цезаря как раз продвигались по их территории, потому что он решил идти через пустыню напрямик, чтобы быстрее добраться до Дамаска и других городов, и поскорее получить там подкрепления и все необходимое для новой войны.
Итак, при известии о приближении римлян повстанцы сразу понимают, что им тяжело будет справиться с ними в открытую. Но и VI Легион, в котором после Александрийской войны, что длилась почти год, в строю осталось не больше когорты личного состава, не может сейчас принять полноценный бой. Риск слишком велик, и в случае неудачи римляне могут оказаться в изоляции, окруженные враждебными племенами, без всякой надежды на помощь извне. Поэтому Цезарь решает уладить это дело мирным путем: уговорить Наджару присоединиться к нему и помочь в грядущей войне против Фарнака. Правда, неизвестно, удастся ли ему вообще что-то сделать, ведь его считают завоевателем с весьма однозначными целями…

 Отправлено: 17.06.13 18:54. Заголовок: Душа римского по..

Душа римского полководца была неспокойна. Её терзали призраки прошлоги боль утраты. И он не мог больше сдерживать это в себе, иначе, зачем бы он просил её остаться? Зачем рассказывал бы про свою дочь? Для чего вспомнил Искандерра (которого, кстати, сама Наджара, вовсе не считала безумцем: она просто была уверена в том, что его вело не то провидение, и путь ему освещала луна. а не солнце)? Наджара видела эту боль в душе полководца, в его глазах. Но, она ничего не могла сделать. Пока не могла. Она хотела было удержать его, остановить, просто коснуться его руки. чтобы ободрить, успокоить и, даже сделала было шаг к нему, но Цезарь быстро покинул палатку, сказав Наджаре, чтобы она следовала за ним.
- У меня нет ответа на твой вопрос, - проговорила женщина, глядя на, уже закрывшийся за римлянином полог шатра, - но он есть у Света. И, я дам его тебе, если ты останешься со мной...
Серые глаза Наджары вновь смотрели сквозь пространство. Она стояла, по привычке держа руку на рукояти меча. Вот, зачем тебе столько завоеваний, Цезарь. Сражениями ты заполняешь пустоту в своём сердце. А власть заглушает твою боль... Но, больше этого не будет! Когда мы победим арнака. твоя душа обретёт покой, обещаю!

***

На марш Наджара прибыла на двадцать минут позже, чем римлне. Сама она была на низенькой лошади. На голове её был обычный для неё головной убор, в котором Цезарь увидел её впервые. На плечах - светло-серый плащ. Лицо Наджары, равно как и у её воинов, до половины было прикрыто тканью, только не чёрной. а серой, так что, видны были только её пронзительные серые глаза цвета стали, которые свркали сейчас подобно арабскому клинку, что находился в ножнах у неё за спиной. Воины же, что были с ней, восседали на чёрных арабских скакунах, и сами были закутаны в чёрное, от чего были похожи на призраков смерти. Их тёмные, почти чёрные глаза также воинственно сверкали. Кривые мечи без ножен, были прикреплены к поясу и, теперь ослепительно сверкали на солнце. Они не произносили ни слова, ибо перед боем должны были сохранять молчание - таков был обычай Воинов Света. Окружив свою предводительницу полукольцом, они замерли в ожидании. Их кони, видимо, также, как и их хозяева, рвущиеся в бой, то и дело всхрапывали, перебирая копытами.
- Приветствую доблестных воинов великой Римской Империи! - хорошо поставленным, громким голосом проговорила пустынная воительница, прикладывая сжатую в кулак руку груди и, выставляя её вперёд (знак уважения и приветствия. что использовали римские солдаты), - Я и мои воины полностью готовы. Можем отправляться в путь.
Женщина подняла взгляд на яркое пустынное солнце, почти совсем не щурясь. Да поможет нам Свет! И, д благословят меня Джинны на эту войну! Почти сразу же, Наджара услышала в своей голове нежные. едва различивые голоса. Нельзя было точно сказать, кому они принадлежали - мужчине или женщине, но Наджару это не интересовало. Они благословляли её! И тело её дрожала в предвкушении битвы! И всё её естество наполнялось ослепительным белым светом, заставляя сердце биться быстрей, а руки, стать твёрдыми и уверенными. Сейчас, ей самой даже показалась, что она сама источает этот свет. Она была Избранной! И, значит, обязана защитить всех тех, на кого пал гнёт власти Неверных свету.
Подъехав к Цезарю, Наджара мягко положила руку ему на плечо и, заглянув ему в глаза. проговорила с нежной доброй улыбкой:
- Не бойся, мы с тобой - Свет, и я. Мы защитим тебя! Поверь в нас!
Наверное, лишь воины Наджары. хорошо и долго знавшие её, могли заметить изменения в ней: голос был умиротворённым, ласковым, но, в нём скользили нотки опасной уверенности в себе и в победе. Глаза: такие яркие и сверкающие горели экстатической эйфорией. Да, Наджара менялась, но, от этого становиласьь ещё прекраснее в своей неистовой. мистической вере, которая делала её саму бесстрашной и, как будто бы, по её мнению, неуязвимой для врагов. Даже в час смерти Свет прибудет со мной, и я пребуду в свете... Приложив тонкие пальцы к собственным губам, светловолосая коснулась ими (пальцами), губ Цезаря, как бы имитируя поцелуй (она бы поцеловала его по-настоящему, но не могла сделать этого при таком скоплении воинов) и, ещё раз улыбнувшись ему, вернулась к своим воинам. Когда всё было готова, Наджара выбросила вверх руку, прокричав:
- Свет Восторжествует!
- Свет Восторжествует! - эхом откликнулись воины Востока.
После чего, все ринулись в путь.

***

По пустыне они промчались довольно быстро. Ветер свистел в ушах, а из-за пыли, что поднимали кпыта лошадей. иногда было не видно дороги. Пыль грозила попасть в лицо, и вызвать кашель и чихание. Но, грозила это только римлянам, ведь пустынники скрывали лица тканью. Наджара с одним из отрядом ехала рядом с Цезарем, остальные воины держались чуть в стороне. но, растянувшись на много метров, образовывали полукольцо. Таким образом, римляни и Наджара, которые были в центре, были полностью защищены с тыла и по флангам. Впереди ехал небольшой отряд Ахмеда - разведка. По временам, он объезжал круг и жестами и специальными знаками, докладывал Наджаре о том, что пть свободен...
ак они ехали несколько часов, останавливаясь лишь для того. чтобы смочить губы водой, что везли в бурдюках из дорогой для жителей пустыни, бычьей кожи. Наконец, впереди показались зелёные холмы, за которыми раскинулся маленький городок Зела - их стратегическая база. Солнце уже почти село, скоро сумерки накроют землю, и движение затруднится.
- Осталось совсем немного, - проговорила Наджара, обращаясь и к своим, и к римлянам, - нужно добраться до города до темноты, а там жители дадут нам еду и кров до рассвета.
Увидев удивление, на лицах некоторых римлян, Наджара пояснила:
- Ахмед был в городе и договорился с жителями. Они согласны помочь нам.

 Отправлено: 21.06.13 15:56. Заголовок: Когда Цезарь увидел,..

Когда Цезарь увидел, что к нему приближаются его новые союзники, он приостановился, опытной рукой сдерживая прыть своего коня, и сделал знак своим людям из ближайшего окружения, чтобы они последовали его примеру.
- Приветствую доблестных воинов великой Римской Империи! - проговорила воительница, повторяя известный жест римского воинского приветствия, - Я и мои воины полностью готовы. Можем отправляться в путь.
- Хорошо, - отозвался Цезарь. – Я также приветствую вас; можете занять наиболее подходящее для вас место в строю, и продолжим движение.
С этими словами он снова слегка подстегнул коня и, велев свите следовать за ним в отдалении, поехал вперед, но не так быстро, как вначале.
Наджара подъехала к нему, положила руку ему на плечо и, заглянув в глаза римлянина, проговорила с улыбкой:
- Не бойся, мы с тобой - Свет, и я. Мы защитим тебя! Поверь в нас!
- Что ж, с таким настроем мы обязательно победим! – заметил он и не преминул поинтересоваться:
- Может быть, мы и видим лишь то, что есть в нашем воображении, а может, и не ошибаемся в истинности слов и окружающих нас вещей. Откуда же нам знать их природу? Откуда знать, что истинно существует, а что нам только кажется? Конечно, всё по порядку, но, может быть, как-нибудь поведаешь мне подробнее об этом Свете и обо всём, что с ним связано, ибо это крайне любопытно, а я люблю узнавать тайны и всегда стремлюсь к новым знаниям.
В свою очередь, он отметил, что её голос обрел новые черты: с одной стороны, он оставался нежным и ласковым, как в момент их предыдущих встреч, а с другой, в нём явственно слышались нотки бесконечной уверенности в себе. А глаза словно излучали странное, мистическое сияние.
Вдруг она коснулась пальцами своих губ, а затем поднесла пальцы к губам Цезаря. Тот явно не ожидал ничего подобного, но с должным почтением принял это и, слегка повернувшись в сторону, быстро подхватил и поцеловал протянутую ему руку так, чтобы это оставалось незамеченным окружающими.
- Мало кто способен на такой смелый поступок, будучи посреди войска, - тихо проговорил он так, чтобы сказанное оставалось только между ними. – Я ценю это…
И тут же с ответной улыбкой добавил:
- Видишь, какая великая сила – ум и очарование прелестной женщины, даже великие мира сего вынуждают неотвратимое Будущее приподнять повязку с лица и дать себе шанс, прежде чем они навеки изменят мир… Впрочем, наверное, не стоит пока смущать наших воинов, ведь они могут неверно понять и истолковать происходящее… У нас ещё обязательно будет время.
Римлянин снова кивнул и направил коня вровень с небольшой, но выглядевшей довольно сильной и выносливой лошадью Наджары, чтобы находиться на небольшом расстоянии, и при этом всё видеть и слышать.
Тогда Наджара воскликнула, обращаясь к своим воинам:
- Свет Восторжествует!
- Свет Восторжествует! – отозвались они.
Поход продолжался.

***

После достаточно долгого и напряженного перехода по пустыне на горизонте появились холмы, за которыми лежала Зела.
- Осталось совсем немного, - сказала Наджара, - нужно добраться до города до темноты, а там жители дадут нам еду и кров до рассвета.
- Странно, насколько помню, мы ещё не наладили связь с ними, - вполголоса заметил один из командиров центурий, проезжая рядом. Он был в пурпурном плаще, кудрявый, с яркими голубыми глазами и благородными точеными чертами лица, выдававшими в нём несомненного истинного патриция, и вообще выглядел так, словно только что сошёл с картины или с какой-нибудь греческой камеи; с открытым выражением лица, на котором отражались все его мысли, так что каждый мог их прочесть; зато нижняя часть лица выдавала слабость, которая как бы перечеркивала высоту лба.
«А, Децим Лициний Нонн! – с усмешкой подумал про него Цезарь. – Неплохо выглядишь! Разумеется, это ведь твой первый поход… Но сомневаюсь, что вскоре от твоего роскошного вида и твоей гордости хоть что-нибудь останется, когда начнётся битва и я отправлю тебя в качестве командира одной из передовых групп с заданием первыми войти в боевое соприкосновение с неприятелем и сдержать его силы! Тогда и посмотрим, чего на самом деле ты стоишь».
Словно бы услышав слова проехавшего мимо неё римского офицера, предводительница воинов пустыни продолжала:
- Ахмед был в городе и договорился с жителями. Они согласны помочь нам.
- Отлично, - отозвался наконец Цезарь. – Я бы даже чем-нибудь наградил его, но боюсь, он не станет принимать награду, поскольку это у вас не принято и также может быть неверно истолковано? Во всяком случае, пока подождём…
Подъезжая к городу, они заметили вдали остановившиеся, словно застывшие шеренги пехоты, и снующие вокруг них отряды конницы. Предупреждая вопрос Наджары, полководец проговорил:
- Не беспокойся, это вспомогательные силы Дейотара, которые он передал под моё начало. Их штандарты с красной и чёрной полосами наглядно свидетельствуют об этом… Я направлюсь навстречу и приму командование ими! Кстати, - вновь с иронией в голосе добавил он. – Хочу узнать, как там себя чувствует царь, проведя ночь в страхе перед смертью, будучи задержан моими центурионами и фактически пребывая под арестом в нашем лагере!
С этими словами он сделал знак свите следовать за ним и, ударив коня кнутом, помчался по направлению к войскам самопровозглашенного тетрарха и местного царя. Добравшись до них, Цезарь потребовал встречи с Дейотаром.
Когда тот явился, одетый в дорогие царские одежды, ушитые золотом и драгоценностями, с позолоченным и инкрустированным драгоценными камнями оружием, верхом на породистом, отменного внешнего вида и здоровья коне, полководец серъезно и сурово посмотрел на него; тот мгновенно сошел с коня и словно оробел от пристального взгляда великого римлянина, не сразу придя в себя, и лишь через минуту, кое-как овладев собой, низко склонился перед ним, затем возгласил положенное приветствие и принялся перечислять силы и средства, которые он передаёт в распоряжение Рима:
- Как уже, вероятно, тебе сообщили, о божественный, здесь целый легион из шести тысяч воинов, вооруженных, снаряженных и экипированных по римскому образцу. Этих людей по твоему предусмотрительнейшему приказу я сам нижайше собрал несколько лет тому назад, вооружил и подготовил… Далее, мы привели к тебе, о непобедимый Цезарь, две турмы (кавалерийских полка) общей численностью в две с половиной тысячи человек. Они также организованы по примеру римской конницы… Кроме того, не забыли мы и о твоём мудрейшем распоряжении срочно найти и призвать для участия в этой войне все возможные подразделения эвокатов из числа местных римских граждан и отряды ауксилиариев из местных племён. Первых насчитывается ровно тысяча двести человек, а вторых удалось собрать немногим поболее, их практически две тысячи… Понимаю, что этого очень и очень немного, но за такое краткое время просто невозможно было собрать более внушительное количество войск, да простит меня за это божественный… Таким образом, всего двенадцать тысяч воинов, о величайший…
- Понятно! – резко оборвал его Цезарь. – Какие новости о противнике?
- Неприятель разбил лагерь в пяти римских миллиариях отсюда, о божественный…
- Пусть разведывательные отряды следят за ним; между нами и врагом нужно ещё расположить группы прикрытия из нескольких десятков человек каждая. Твои главные силы я забираю себе и принимаю под своё командование!
Затем Цезарь добавил:
- Ввиду прежних твоих благодеяний, ввиду старого гостеприимства и дружбы, высокого сана, наконец, ввиду просьбы многочисленных твоих гостеприимцев, ходатайствовавших передо мною о твоём помиловании за прежние вины, в том числе и за пребывание на стороне Помпея, пока я тебя прощаю! Споры между тетрархами обещаю разобрать потом, а ты пока можешь оставаться в своём царском звании и достоинстве, будучи в составе теперь уже моей армии!
Тот снова рассыпался в благодарностях, но римлянин опять прервал его и заставил замолчать:
- Я произнесу речь перед своими новыми войсками! Пусть подготовятся слушать меня!
Когда те выстроились широким строем вокруг, Цезарь тоже сошел с коня и поднялся на специально приготовленное для него возвышение, чтобы все могли его видеть.
Обведя взглядом толпу, он проговорил такие слова:
- Я, Гай Юлий Цезарь, консул, сенатор и верховный понтифик римского народа, обращаюсь к вам, воины Рима! Да, вы не ослышались, я обращаюсь ко всем вам именно как к воинам Рима, хотя среди вас много тех, кто пока не имеет римского гражданства! Я здесь, чтобы вернуть в вашу жизнь доверие; хочу, чтобы вас покинули недовольство и честолюбие, чтобы навсегда было покончено с разногласиями! Справедливость, равенство, порядочность и усердие – вот основы римского общества, которые хранят его достоинство для каждого, кто в нём состоит. Вам всем представлена возможность сделать добро и послужить Республике. Ваши доблести будут уважены, не бойтесь врага: ибо я, как человек, обладающий властью, управляю отныне вами… Желаю, чтобы священное спокойствие воцарилось в восточных провинциях и во всех землях, лежащих вокруг! Все уголки этих земель должны освободиться от страха перед убийцами и грабителями Фарнака! После победы над ним, вы получите римские гражданские права, защиту нашего государства, а ущерб, нанесенный местным жителям и целым городам, обязательно будет возмещен щедростью нашей Республики. Пострадавшие города Азии снова отстроятся, провинции будут охраняться законом от произвола местных властей и вымогателей-прокураторов. Честные люди всегда смогут восстановить справедливость, а недостойных не минует возмездие, может быть и запоздалое, но заслуженное… Призываю вас честно и самоотверженно поддержать меня!
- Да здравствует Цезарь! – воскликнул кто-то из свиты полководца.
Через мнгновение этот крик был подхвачен и остальными римлянами:
- Да здравствует Цезарь! Слава ему, слава! Да живёт он вечно!
Легионеры ударяли мечами о щиты и во всё горло прославляли величие полководца. Приведённые Дейотаром воины ещё несколько мгновений молчали, а затем нестройно подхватили эти здравицы. Правда, многие даже не понимали, в чём дело, и начали кричать и потрясать в воздухе оружием просто потому, что последовали примеру своих товарищей.
- А теперь займем город и будем готовится к битве! – сойдя с ростр, сказал Цезарь своим военачальникам.

***

Но не успел Цезарь со своим преторием и ближайшим окружением занять подобающее для него здание в городе и отдать распоряжения о строительстве оборонительных укреплений, как примипил Луций Септимий Авл сообщил ему то, что ему самому только что передали:
- Цезарь, прибыли послы от Фарнака…
Тот живо отреагировал, хотя очень устал и измучался за истекший день:
- Созвать весь наш командный состав, всех начальников центурий, командиров эвокатов, союзных войск и ауксилиариев в главный зал! Призови туда также и представителей от наших восточных союзников – или саму Наджару с её приближенными, или – если она не сможет, ещё кого-нибудь от неё. Туда же и пригласи этих так называемых послов… - последние слова, посвященные посольству, римлянин проговорил с едким сарказмом.
Когда наличный командный состав наконец собранной армии Цезаря уже сошелся вместе, почти до отказа заполнив зал, предназначенный для приёма, под охраной нескольких дюжих легионеров туда же были введены послы. Их оказалось двое. Первый, довольно невысокий и щуплый на вид, был в дорогом длинном одеянии, но выглядел очень испуганным и даже жалким. Второй старался держаться увереннее, хотя его внешний вид не отличался роскошью и был весьма скромен. По приказу римского командующего, у обоих послов отобрали оружие, и в таком вот виде, даже без поясных ремней, они и предстали перед Цезарем. Оба простояли в нижайшем поклоне с полминуты, прежде чем осмелились посмотреть ему в глаза.
- Наш царь Фарнак, правитель и владыка Киликии, Каппадокии, Вифинии, Понта и сопредельных стран, и все воинство, находящиеся на службе царя, кланяются божественному, величайшему, благороднейшему и непобедимому Цезарю, приветствуют его в добром здравии, желают ему счастливого управления с умножением славы, и всякого добра благородной Римской Республики, - с сильным варварским произношением, путая порядок слов в предложениях и делая другие всевозможные ошибки в труднейшем для многих латинском языке, начал говорить первый посол. – Наияснейший, милостивый Цезарь, мы, сознавая свой долг милости, коей обязаны Твоей отчизне и беспокоясь, дабы Цезарь и Римская Республика не считали нас врагами и своевольными людьми, отправились сюда, дабы свидетельствовать о верной и доброжелательной своей готовности подчиниться. Мы уповаем на то, что Цезарь, уразумев наши намерения, не только не станет судить о них превратно, но поможет привести все дела к славе. Однако… - он сделал слишком заметную паузу, но всё же нашелся и продолжал дальше, - вступление римских войск на землю нашего царя и в те края, которые вследствие недостатка казны царя назначены в награду нам за заслуги, беспокоит нас, особенно потому, что не ведали мы, что Цезарь встанет против царя и против нас. Не чувствуя себя неправыми и считая свою безвинность наиосторожнейшим предводителем, царь и его войско выслали нас, желая утвердить свою невиновность.
Затем настал черёд второго посла:
- Мы просим милостивого Цезаря: пусть же он изволит увидеть, что царь Фарнак и его подданные ни в чем против Республики не согрешили. Они свидетельствуют через нас, что никогда мы не замышляли ничего враждебного, и теперь, желаем только добра… С тем, однако, условием, чтобы никто никогда, поддавшись чьим-нибудь уговорам, посягая на наше царство и на жизнь нашего царя, не был нам преградой в заслугах, чего о Цезаре и Риме не в коем случае не думаем. Мы уверены в том, что ни Цезарь, ни Римская Республика до сих пор ни в чем враждебном нас не подозревали, ибо мы не давали к этому повода. Цезарь, как величайший полководец, изволил бы показать нам свою милость… Посему мы преподносим ему, единственному, божественному, величайшему, благороднейшему и непобедимому, золотой венок победителя и триумфатора!
Он широким жестом указал на расшитую шелком и бархатом подушечку с позолоченным венком в руках первого посла.
Снова заговорил его предшественник:
- Изволь принять наш дар, который все римские полководцы привыкли получать после удачных сражений! – он протянул подушечку с венком, но безрезультатно.
Очевидно, будучи удручен этим, но не подавая виду, первый продолжал:
- Прежде всего просим о том, чтобы приход Цезаря не имел враждебного характера, ибо царь Фарнак готов исполнить все его требования, и он всегда отказывал Помпею в посылке вспомогательных войск против Цезаря, между тем как Дейотар, который их посылал, все-таки оправдался…
Остаток речи договаривал второй посол:
- Все это поручил нам царь наш и войско представить пред милостивым взглядом Цезаря, желая, дабы он, как человек, преисполненный мудрости, как следует все рассмотрев, их не изволил отбрасывать в сторону: ибо иногда не стоит бросать и того, от чего мало пользы, это может принести больше вреда и бесславия; не новость и то, что одна бурная година из рук вырвет удачно приобретенное, и всё уничтожит. И со своей стороны мы все желаем только добра, надеясь в ответ получить то же от благороднейшего Цезаря и Республики…
«Достаточно! – тем временем думал сам Цезарь. – Я сыт по горло этим лицемерием и самодовольством! Необходимо поскорее дать им ответ и отправить прочь». Однако он не стал нарушать обычаи и прерывать послов до тех пор, пока они договорят.
Зато когда они замолчали, римлянин сразу же гордо произнес:
- Я проявлю полное беспристрастие по отношению к Фарнаку, если Фарнак действительно намерен исполнить свои обещания. Но не ссылайтесь на Дейотара и не слишком хвастайтесь тем, что не посылали помощи Помпею! Да, прощение молящих о помиловании доставляет мне самое большое удовольствие, и все-таки даже тем людям, которые оказались по отношению ко мне услужливыми, я не могу простить обид, публично нанесенных Риму и его провинциям. Мало того, та самая услуга, на которую вы ссылаетесь, принесла больше пользы Фарнаку, который обезопасил себя от поражения. Великие и тяжкие насилия над римскими гражданами и местными жителями я не в состоянии сделать несуществующими! Фарнак должен немедленно очистить все захваченные им земли, отпустить захваченных в плен римских офицеров, легионеров и наших союзников, порабощенных мирных римских граждан и местных жителей, челядь откупщиков, мужчин, женщин, стариков и детей, одним словом – всех, и возвратить римским союзникам и гражданам все награбленное, а также движимое и недвижимое имущество, что еще осталось в его руках. Если он сделает это теперь же, то тогда пусть и присылает свои дары и подарки, которые полководцы после удачных сражений привыкли получать от своих друзей! Я имею в виду этот венок…Пока же забирайте венок с собой и уходите; вы получили ответ, и другого здесь уже не дождетесь!
Молча продолжая кланяться, те ушли.
- Фарнак видит, как я всячески спешу, и что для меня важно как можно скорее и благовиднее отправиться по делам более неотложным: ибо всем было хорошо известно, что весьма многие дела отзывают меня обратно в Рим, - немного спокойнее сказал Цезарь, обращаясь теперь ко всем собравшимся по его приказанию. - Поэтому он и даёт сейчас самые широкие обещания, в надежде, что мы поверим ему даже охотнее, чем позволяют обстоятельства. Сверх того, он действует медленнее, начинает переговоры и вообще старается обмануть нас. Но ведь я-то понимаю, что он недостоин доверия и лжёт, и по необходимости предпринимает теперь то, что при других обстоятельствах делал крайне редко или даже вообще никогда – заводит разговоры о мире. Нет, это злобный, коварный и очень опасный враг, которого во что бы то ни стало нужно усмирить и укротить, как дикого зверя! Итак, я высказал своё мнение. Быть может, кто-нибудь ещё хочет что-либо сказать?

 Отправлено: 21.06.13 17:57. Заголовок: Жители Зелы встр..

Жители Зелы встретили Нджару и её людей очень радушно. Им сразу были предоставлены свободные дома и яства. В обмен на это, пустынники отдали жителям несколько золотых украшений, монет и дорогих чаш, инкрустированных драгоценными камнями. Это поможет жителям Зелы укрепить своё процветающее положение среди ремесленного сословия. По правде говоря, зелцы с подозрением смотрели на римские легионы и, поначалу, даже сторонились их. Но Наджара убедила людей в том, что это союзники, которые пришли на помощь Зеле и другим близлежащим городам.
По прибытии послов Фарнака, они собрались в главном здании города: здесь это было довольно просторное, высокое одноэтажное помещение, служившее зелцам, по-видимому, аналогом римского сената. Здесь принимались важные решения и проводились различного рода собрания. Наджара пришла в сопровождении Фарида и Юсуфа. Воительница настояла на том, чтобы оба её спутника открыли свои лица. Фарид оказался сороколетним мужчиной с аккуратной чёрной бородой, которая предавала ему грозный вид, Юсуф же, был молод, может, чуть старше своей предводительницы. Кожа его была смуглой, у тонких, очерченных губ залегла жёсткая складка. свидетельствующая о жёсткости, даже жестокости характера. Наджара стояла рядом с Цезарем, Юсуф слева от неё и, чуть сзади, Фарид рядом.
Всё то время, пока послы возносили хвалебные речи Цезарю, своими приторно- сладкими голосами, Наджара обводила собравшихся напряжённым, встревоженным взглядом. Среди римлян много молодых и, не очень опытных, по виду, солдат. Не случилось бы так, что они купятся на уловки этих лживых шакалов. Словно бы подтверждая её мысли, Фарид наклонился к ней и прошептал:
- Я им не верю, - от имел ввиду послов Фарнака.
- Почему не убить их сразу? - с горячностью зашептал Юсуф, - Может статься так, что один из них окажется, заодно, и шпионом Фарнака. Ишь, как тут всё разглядывают!
Юсуф сверкнул тёмными глазами в сторону того посла, который, действительно, очень уж неприкрыто разглядывал само здание и пейзаж за окном. Не иначе как вымеряет метраж, чтобы доложить обо всём своим, - в тревоге подумала Наджара. Также, не укрылось от её взгляда и то, с каким алчным блеском смотрел на золотой венок тот светловолосый юноша, который был удивлён тем, что жители Зелы согласились помочь. Воительница обратила на него внимание ещё там, на марше. Деций Лициний Нон - именно так его звали (Наджара слышала, как кто-то из римских солдат обращался к нему по имени), был излишне ухожен и слишком безупречен для воина. Зато глаза его блестели жаждой наживы так, будто он уже имел право на всё золото мира.
Когда послы Фарнак ушли и, Цезарь произнёс короткую рчь, Наджара вышла чуть вперёд и проговорила, обращаясь ко всем собравшимся:
- Видит Свет, послы Фарнака лживы и лицемерны, видимо, как и сам Фарнак. Но, помимо елейных речей. они таят в себе ещё одну опасность, - женщина замолчала, обведя всех долгим взглядом, потом продолжила, - мой воин заметил кое-что. Пусть он сам скажет об этом.
Пустынница сделала жест рукой, присывая Юсуфа выйти и самому рассказать, что именно он видел. Смуглый красивый сириец вышел и, встав рядом с ней, гордым орлинным взором обвёл собравшихся, потом заговорил, не опуская глаз перед римлянами, так, как он делал это перед Наджарой:
- Тот из них, у которого не было ничего в руках, всё время оглядывался по сторонам и, слишком пристально, смотрел в окно. Он не просто посол - это разведчик. Когда его уводили, он шёл размеренно и, каждый его следующий шаг, был равен предыдущему - он отмерял шагами расстояние и, не только в здании, но и за его пределами.
Закончив, Юсуф чуть склонил голову, в знак того, что закончил. Таким же молчаливым жестом, Наджара дала ему знак, что он может занять своё место. Услышавшие новость римляне. начали переговариваться между собой, глядя друг на друга. Фарид с Юсуфом тоже перекинулись короткими фразами. Воспользовавшись небольшой передышкой в длинных пафосных речах и выступлениях, Наджара подошла к Цезарю и, тронув его за плечо, взглядом показала, чтобы он отошёл с ней в сторону. Отведя его чуть поодаль, она спросила, глядя ему в глаза:
- Ты уверен во всех своих людях?
Вопрос прозвучал однозначно и, даже немного жёстко. Поняв, что она могла таким заявлением невольно обидеть римлянина, Наджара чуть потупилась, опустив длинные ресницы и проговорила уже мягче, но, голос её, всё равно, остался напряжённым:
- Свет свидетель - я восхищаюсь тобой, Цезарь. И, не в коей мере я не хочу обвинить тебя в недальновидности и неосмотрительности, однако... - взгляд стальных серых глаз женщины скользнул по белокурому Децию Лицинию, - При виде золотого венца, глаза его горели не жаждой победы или славы для Рима - он алкал лишь награды. Твоё слово - закон, и, твоя воля - священна, о Цезарь, но, я бы недоверила ему и жизни коня.
Сказав это, Наджара ещё ниже опустила глаза и сделала глубокий поклон: знак покорности женщины своему мужчине. Потом, выпрямившись, она, снова гордо вскинула голову, давая понять, что, в какой бы власти Цезаря не находилось её сердце и она сама, как воин, она не может позволить себе поверить в преданность белокурого римлянина. Наджара, вновь отошла к Юсуфу и Фариду, которые, увидев, как она уединилась с римлянином, предусмотрительно отвели взгляды. И, только Фарид мог видеть, как вспыхнули огоньком жгучей ревности глаза Юсуфа...

 Отправлено: 28.06.13 10:14. Заголовок: Заканчивая свою речь..

Заканчивая свою речь, Цезарь искоса посмотрел на тех двоих, кого Наджара привела с собой, потому что как и было ей предложено вначале, она пришла в сопровождении двух доверенных лиц, являвшихся её военачальниками. Оба восточных воина на сей раз предстали перед римлянами с открытыми лицами, как это и было положено на подобных собраниях. Один из них был мужчиной примерно чуть постарше самого римского полководца, с аккуратной чёрной бородой, которая предавала ему весьма значительный и даже отчасти грозный вид. Другой, его товарищ, был ещё довольно молод, может, чуть старше своей предводительницы, но ненамного. Бросалось в глаза, что кожа его в отличие от многих других воинов предводительницы была отчего-то смуглой, а у тонких, очерченных губ залегла жёсткая складка. свидетельствующая о жёсткости, даже жестокости характера. В то время, как сама она была рядом с Цезарем, её люди тоже были рядом, но римляне все равно держались близко, по бокам, а некоторые из римских командиров были даже повыше, лучше вооружены и вообще выглядели явно внушительнее этих воителей…
Наджара внимательно следила за ситуацией, и это также не укрылось от пристального взгляда Цезаря. Заметив её беспокойство, он обнадеживающе посмотрел на неё и кивнул, словно давая понять, что пока он здесь, ничего плохого просто не может случиться по определению. Никто не осмелится вмешаться и прервать ведомый им процесс принятия посольства, а такая линия поведения – самый пока разумный ход вещей. Видел он и то, как один из её спутников сверкнул тёмными глазами в сторону того посла, который в ожидании своей очереди говорить разглядывал само здание.
Когда послы Фарнака были уведены римскими легионерами прочь, и Цезарь пригласил собравшихся высказаться по поводу увиденного и услышанного, вдруг Наджара неожиданно вышла чуть вперёд, в апофеозе, от которого у глядящих на неё захватывало дух, как от шума вдруг налетевшего полуночного урагана или при виде разбушевавшегося моря. Цезарь уже не сводил с нее глаз: смотрел и смотрел на неё, но не находил в себе торжества… Кто, любуясь ее ясным лицом, поверил, бы, что именно она может именно сейчас изречь нечто важное? Кому пришло бы в голову, что у нее таятся столь важные мысли?
Она проговорила:
- Видит Свет, послы Фарнака лживы и лицемерны, видимо, как и сам Фарнак. Но, помимо елейных речей. они таят в себе ещё одну опасность, - она замолчала, обведя всех многозначительным пронзительным и суровым взглядом, потом продолжила, - мой воин заметил кое-что. Пусть он сам скажет об этом.
И сделала пригласительный жест рукой.
- Так и быть, пусть скажёт то, что посчитает нужным, - поспешил вмешаться Цезарь. – Я не буду препятствовать этому. Тем более что мои командиры, как впрочем и я сам, предпочитаем дождаться результатов, а уж потом говорить и действовать по их итогам.
Смуглый воин вышел вперёд и, встав рядом, гордым взором обвёл собравшихся, потом заговорил, не опуская глаз:
- Тот из них, у которого не было ничего в руках, всё время оглядывался по сторонам и, слишком пристально, смотрел в окно. Он не просто посол - это разведчик. Когда его уводили, он шёл размеренно и, каждый его следующий шаг, был равен предыдущему - он отмерял шагами расстояние и, не только в здании, но и за его пределами.
Закончив, он чуть склонил голову, в знак того, что закончил. Наджара дала ему знак, что он может занять своё место.
- Хорошо, я ценю этот знак доброй воли, проявленный тобою по отношению к нам и нашему общему делу! – похвалил его Цезарь. – Моя благодарность относится также и ко всем союзникам, что не побоялись прийти сюда и поддержать меня в этот нелегкий для нас момент.
Представители союзных войск воспрянули. Дейотар гордо вскинул голову, но тут же снова поник под пристальным взглядом Цезаря.
А римляне уже спешили обсудить услышанное:
- Как же это так?
- Немыслимо…
- И почему только мы этого не заметили?
- Может, они специально заговаривали нам зубы, чтобы успеть всё разведать и скрыться под прикрытием своей посольской миссии, пока их не разоблачили.
- Да, но… Всё-таки официально они послы, их нельзя было схватить и допросить…
- Зря ты так! Это же ведь были шпионы, а не послы. Их надо вернуть, пока они не ушли далеко.
- Правильно, вернуть и заставить во всём признаться!
Последнее предложение пришлось многим римским военачальникам по вкусу.
- Вернуть и арестовать их, а потом после допроса казнить!
- Смерть послам!
Цезарю начало это надоедать, и он, жестом призвав к тишине, громко сказал:
- Успокойтесь! Всё не совсем так, как вы себе представляете. Слышали такое определение, как «ложный объект»? Так вот, я сознательно не исключал возможности и любых попыток шпионажа со стороны Фарнака и поэтому предпочёл показать его послам не то, что есть у меня на самом деле, а лишь то, что им нужно было увидеть… Разумеется, мы не будем ждать врага в городе, а отвлечём его внимание за городские пределы и встретим его именно там, а не здесь. Конечно, я не сомневаюсь в успехе, но было бы по крайней мере опрометчиво вступать в затяжные уличные бои за каждый дом, когда можно решить исход всей этой и без того затяжной войны в одном удачном сражении. Итак, мы переходим на новое место за городской чертой, где уже готовятся линии укреплений. И пусть противник думает, что я буду командовать боем отсюда, это заставит его бросить основные силы именно на эту сторону, тогда как мы заранее будем готовы и встретим его натиск как следует, подготовленными и с совершенно другой расстановкой сил, нежели та, какую он от нас теперь ожидает… Кроме того, мне нужно было принять послов и отпустить их как подобает, - добавил он. – Ведь от этого зависел не только мой личный престиж, но и честь Рима… Пусть посторонние народы также видят, что нам, римлянам, можно доверять, и мы вовсе не вероломны, какими нас изображают!
Римские командиры одобрительно стали выражать своё согласие с новым планом своего полководца.
Но тут Наджара подошла к Цезарю, когда он уже собирался заговорить снова и, прикоснувшись к нему за плечо, показала, чтобы он отошёл с ней в сторону. А когда они отошли чуть поодаль от всех остальных, спросила, глядя ему в глаза:
- Ты уверен во всех своих людях?
- Может, тебе неизвестно, но мы с ними прошли очень долгий боевой путь… Видишь ли, Шестой легион был сформирован ещё для участия в Галльской войне и участвовал в штурме и взятии Алезии. Потом он вместе со мною перешёл Рубикон и привел меня к вершине власти… С этими солдатами и командирами я воевал против Помпея, и они не оставили меня даже тогда, когда тот пытался через своих эмиссаров привлечь их на свою сторону, обещая каждому легионеру огромную сумму денег, которую он не смог бы получить у меня на службе, проживи хоть несколько жизней подряд, а центурионам – всадническое достоинство, второй по важности и значению ранг в Республике после звания сенатора, и ещё более крупные награды… О том, что они всегда оставались со мной в Египте и пришли сюда через пустыню по таким местам, где отважится пройти далеко не каждый человек, я и не говорю, поскольку это и так очевидно. Нет, вряд ли среди них есть очевидные предатели…
Слегка помолчав, он продолжал:
- Позор того, кто был дорог нам, римлянам, становится отчасти и нашим позором, он как бы навеки прилипает к нам, потому что мы так слепо любили это ничтожество всеми сокровенными глубинами нашего сердца. Так что мне было бы очень тяжко услышать и узнать, что кто-то из моих воинов или тем более офицеров смог бы предать меня врагу…
При этих словах пустынная воительница чуть потупилась, опустив длинные ресницы, и проговорила помягче, но, голос её всё равно оставался напряжённым:
- Свет свидетель - я восхищаюсь тобой, Цезарь. И, не в коей мере я не хочу обвинить тебя в недальновидности и неосмотрительности, однако... – она посмотрела в сторону самого молодого центуриона Шестого легиона, патриция Деция Лициния Нонна, а тот сразу не выдержал её взгляд и отвернулся, уставившись в окно, будто заметив там что-то интересное. - При виде золотого венца, глаза его горели не жаждой победы или славы для Рима - он алкал лишь награды. Твоё слово - закон, и, твоя воля - священна, о Цезарь, но, я бы не доверила ему и жизни коня.
- Что ж, пока что я могу сказать о нём лишь то, что это большой сибарит и не так прост, каким кажется, но не знаю точно, можно ли сейчас говорить о предательстве, это могло бы внести сумятицу в наши ряды… Ладно, мы постараемся сделать всё как нужно. Его вещи имущество обыщут. Я обязательно сообщу о том, что удалось узнать.
Услышав это, Наджара ещё ниже опустила глаза и сделала глубокий поклон, а потом, выпрямившись, снова гордо вскинула голову и медленно отошла к своим людям.


***

Найденная горсть монет с изображением Фарнака и запись на клочке пергамента говорили сами за себя…
Цезарь, бледный, с опущенными глазами, словно не говорил, а мрачно, через силу, преодолевая в себе самом бесконечную боль, цедил каждое слово, и первые же его слова жалили, точно укус змеи:
– Тебе недолго ждать встречи со своими хозяевами, - говорил он, - Скоро ты увидишь их в царстве Гадеса.
Связанный Децим Лициний Нонн, весь избитый и покалеченный, в крови, потерявший последние следы своей былой красоты, с величайшим трудом оставаясь в сознании после пыток, сжался от этих жутких, не предвещавших ничего хорошего для него слов, да это и неудивительно, а полководец, почувствовав, что перевес на ее стороне, стал наступать:
– Я здесь только затем, чтобы сказать тебе, что сейчас ты можешь встретиться лицом к лицу со своим позором и увидеть его отражение в глазах всех, кто верил тебе, - он широким жестом обвел вокруг себя, обращаясь также и к немногочисленной группе приближённых командиров, которые вместе с конвоем стояли тут же, рядом. – Твое бесчестье будет там, подобно теням в глубинах вод. Я пришёл сказать тебе, что никогда дух настоящих римских воинов не будет сломлен, и они не рассеятся при первой опасности, как сброд Фарнака. Да, гроза надо мною собиралась, но так и не успела грянуть – ветер унес тучи. А Фарнак уже погиб, погиб навсегда, его последние надежды разрушены моим появлением. Никогда ему и его жалкой стране не подняться с оружием в руках, теперь она во веки веков будет такой, какой я захочу её видеть.
Нонн громко застонал.
– Увы, я не хотел предавать тебя, о Цезарь! Меня заставили...
– Тебя заставили? Нет, это ты сам оказался предателем! Почему ты согласился на сотрудничество с врагом? Отвечай, клятвопреступник!
– Я… Меня опоили и заставили… - начал было тот, но не успел ничего сказать.
– Ах, Нонн! Как низко ты пал и как непохож стал на того человека, которого я когда-то знал: ты теперь не гнушаешься ложью! Ты продал Рим и всех нас, кто жаждет победы над врагом, за грязные деньги! Горе тебе и вечный позор! – Он уставил в него палец и впился в лицо глазами. – Ничтожнейший из ничтожных! Презренный! Посмей это опровергнуть, если можешь! Ты знаешь, какой ты трус, и потому правильно делаешь, что молчишь! Тебе самое место в грязи!
Нонн корчился в муках от жалящего презрения и ненависти Цезаря, но ответить ему было нечего.
- Да, твое падение причинило мне боль… Впрочем, она продлится недолго. Как и твоя жизнь… Убейте его! – скомандовал полководец.
И, когда легионеры послушно и поспешно набрасывались на неспособного уже оказать им сопротивление Нонна, Цезарь повернулся к Наджаре, которая тоже была там и проговорил ей:
- Кажется мне, нам всем только что удалось избежать большой беды… Как неожиданно поворачивается колесо Судьбы! Если бы этот предатель сумел сохранить тайну или скрыться, – он кивнул в сторону, куда уже унесли труп Нонна, – мы представляли бы сейчас собой столь же отвратительное зрелище, как он, и оружие врага было бы обагрено нашей кровью… Странные, фантастические минуты, когда вся жизнь висит на волоске; но ради таких минут только и стоит жить… Все преступники обманывают себя, возлагая вину за содеянное зло на неотвратимую Судьбу, пытаясь убедить себя, что в своей порочности они могут сотворить добро, и убивают совесть, якобы подчиняясь велению необходимости. Но тщетно, тщетно все, ибо на пути порока их неизменно преследуют угрызения совести, а впереди ждет гибель, и горе тем, кто идет по этому пути! Я благодарен, ибо на сей раз ты была на высоте, а моя проницательность отнюдь не сразу пришла ко мне на помощь...
Напоследок он вдруг тихо проговорил несколько слов, проходя мимо одного из помощников Наджары, который выступал сегодня после приёма послов в собрании:
- Disce hinc quid prodere! (Узнай же, какая судьба ждёт предателей!)

 Отправлено: 28.06.13 16:03. Заголовок: Наджара молча наблюд..

Наджара молча наблюдала за казнью предателя, и лицо её хранило торжественно мрачное выражение, какое бывает у судьи, выносящего смертный приговор, или палача, этот приговор исполняющий. Зачем он говорит с ним так много? - недоумевала пустынная воительница, слушая Цезаря, который говорил с предателем, перд тем, как приказать убить его. В её землях не было долгих разговоров и пышных речей перед смертью. Предателей казнили быстро и жёстко, перед смертью, лишь объявляя приговор и говоря "свето вострожествует". Конечно, восторжествует - так, или иначе, на том или этом свете, но Великий Свет исцелит, исправит душу Неверного, погрязшую во тьме земной жизни. Наджара верила в это, и вера эта была непоколебима.
Когда Цезарь высказал женщине свою благодарность, она тепло улыбнулась ему и проговорила, глядя в глаза:
- Для меня честь помочб Великому Риму и, отдельным его представителям.
При последних словах, серые глаза красавицы блеснули, давая понять, что предательство это она раскрыла лично для него, для Цезаря и, Рим здесь был постольку-поскольку. Однако, взгляд этот длился лишь мгновение, после чего, все начали расходиться. Наджара выходила последней, однако, Юсуф, который должен был уйти вместе с Фаридом, почему-то оказался за её спиной. Почувствовав это, Наджара обернлась:
- Зачем подкрадываешься, словно гиена? Ведь знаешь, я этого не люблю.
- Я не верю римлянину, - проговорил мужчина, сверкнув глазами, в сторону ушедшей римской колонны.
- И не надо. Его казнили только что, ты сам видел.
- Не ему, а тому, что чаще других оказывается рядом с тобой, - при упоминнии о Цезаре, всегда спокойное лицо Юсуфа исказила гримаса ненависти и, Наджаре даже показалось, что он чего-то испугался.
Он говорит о Цезаре! Но, этого не может быть. Он не может предать нас. Или может? Много лет Юсуф верой и правдой служил Наджаре и был одним из самых преданных Воинов Света. Она доверяла ему и прислушивалась к его советам, он был наблюдателен и точен. Так было всегда, и сегодня, когда он разоблачил шпионов Фарнака, Наджара ещё раз убедилась в этом, но... Чтобы Цезарь предал её! В это она просто отказывалась верить. Переведя на Юсуфа холодный пронзительный взгляд, женщина коротко сказала:
- Римляне наши союзники. Им нужна наша помощь. Им нет смысла предавать нас.
- Великий Свет не обрадуется, если ты позволишь чувствам затмить свой разум и забудешь о долге, - вдруг, резко проговорил темноволосый воин и ушёл.
Некоторое время, Наджара стояла в нерешительностои, поражённая словами Юсуфа. О чём он говорит? Неужто это стало так заметно? Нет! Я не забываю о деле Света, я всё делаю правильно. Иначе джинны бы уже воспрепятствовали нам. Ещё в первую же ночь...

***

На отдых, еду и кратковременный сон солдатам было выделено около пяти часов. Больше времени просто не было. В течении всего этого времени, у Наджары не выходил из головы разговор с Юсуфом. Ходя мимо своих и римских воинов, она, практически, сама того не осознавая, пристально наблюдала за Цезарем, как только замечала его, но ближе не подходила. Неизвестно, что страшило её больше: предательство Цезаря, как римского полководца, который обещал протекцию ей и её народу, или, как человека, которого она полюбила? Ведь, если Юсуф прав. она не станет терпеть и, на свой страх и риск, просто убьёт его.
Наконец, она, всё же решилась подойти. Цезарь сидел у небольшого декоративного фантанчика. который располагался в здании "сената" Зелы. Рядом с ним стояли вино, фрукты, а на столе лежала расстеленная карта боевых действий. Это были редкие минуты, когда плководец позволил себе короткий отдых. Именно в эту минуту, Наджара и решилась на разговор. Подойдя к нему, она присела напротив, сняв головной убор и, с минуту полюбовавшись красивым лицом римлянина, спросила:
- Что ты сказал Юсуфу, перед тем как уйти?
Вопрос был задан мягко, но, взгляд женщины был таким, что становилось понятно: она ждала честного ответа. Свет, не дай ему оказаться предателем! Пусть Юсуф солжёт и, будет за это накзан, но, только не он... Наджара скользнула взглядом по красивому тренированному телу мужчины, закованному в дооспехи, по лицу... Непроизвольно, взгляд её задержался на его губах, а в сознании всплыло воспоминание той ночи, что была у них, тех поцелуев, что он дарил ей...

 Отправлено: 28.06.13 21:07. Заголовок: Задумавшись над оче..

Задумавшись над очередным тактическим ходом, Цезарь далеко не сразу заметил, как Наджара, подойдя к нему, присела напротив, спросила:
- Что ты сказал Юсуфу, перед тем как уйти?
- Всего лишь чтобы он тоже знал, какая судьба ожидает предателей… - он взглянул на неё и как бы в подтверждение своих слов утвердительно кивнул. – Не больше, но и не меньше. Мне не нравится его вид и манера держаться, ибо в его поведении есть нечто не совсем обычное, скрытое…Сначала, когда я впервые увидел его, мне даже показалось, что он о чём-то грустит, но потом я понял: скорее всего он хочет чего-то добиться, но не знает как, и осознание этого сильно мучает его…
Глядя ей прямо в глаза, он добавил:
- Однако скорее всего это не касается последних событий, связанных с войной. Нет, здесь нечто личное… Такие вещи, как правило, происходят только под влиянием чувств человека.
И, вдруг отодвинув от себя в сторону карту, наклонился поближе и спросил тихо, но всё же достаточно ясно:
- А почему тебя это интересует? Неужто думаешь, что и он также решил проявить строптивость, и теперь осмеливается злоумышлять против нас?
Приблизившись к ней и внимательно задав последний вопрос, полководец ободряющее продолжал смотреть на её лицо, словно бы разрешая ей говорить…
Но при этом сам не удержался, чтобы добавить:
- Разве на это тоже есть воля твоего Света? А вот, к примеру, если наши враги... Хотя бы тот же самый Фарнак... Так вот, если он во всеуслышание заявит, что искренне раскаивается в своих преступлениях, выполнит все мои условия от начала и до конца, а затем ещё скажет, что готов принять этот Свет... Разве ты поверишь ему и простишь его? Вряд ли. По крайней мере, я так не думаю...


***

Царь Фарнак в своем парадном церемониальном наряде, был сейчас в своем роскошном походном шатре, окруженный своими советниками и полководцами, и в этот момент уже был готов отдать приказ о начале генерального сражения. В сопровождении свиты военачальников он только что убедился в полной готовности войск и вернулся обратно к себе в ставку, чтобы сделать последние распоряжения перед боем, а затем самому выступить против Цезаря во главе своих войск.
Это был человек ещё молодых лет, облаченный в позолоченное сверкающее одеяние, поверх которого был накинут шелковый плащ. Лицо у него в отличие от многих приближенных и придворных, что были здесь же, рядом с царём, было идеально бритое, и на нём не было заметно ни малейших признаков бороды или усов; так вот, его лицо даже можно было назвать красивым, но одновременно с тем оно было какое-то переменчивое, с жёсткими очертаниями подбородка и рта, лживыми прозрачными глазами. И пока по заведенному обычаю церемониально объявляли его имя, титулы и звания, которые он занимает, он всё продолжал гордо возвышаться на своём месте и даже не шевельнулся.
Один из главных военачальников преклонил колени перед царем и попросил разрешения говорить, а получив его, приподнялся и начал звучным вкрадчивым голосом:
- О благороднейший и могущественнейший из царей, чья тень закрыла весь обитаемый мир, словно это сами Боги явились нам, мелким ничтожным людишкам, будто громом пораженным твоим величием… Прости же меня, о победоноснейший и прославленнейший владыка, за то, что все мы предстали сейчас перед тобою, но столь великая сила и могущество, подобно смерти, смиряет чувства простых смертных и отнимает разум. Глаза того, кто смотрит на слепящее полуденное солнце, не видят ничего вокруг; вот так и я, о царь, ошеломленный представшим столь внезапно предо мной твоим пресветлым обликом, потерял власть над своими мыслями, над своей волей и над своими чувствами… Но Боги не нуждаются в человеческих восхвалениях, посему позволь нам выслушать тебя и повести наше войско во имя твоего величества вперед на врага!
Фарнак, полуприкрыв глаза, слушал; видно было, что лесть ему приятна, как никому другому. Затем он осознанно выдержал паузу и заговорил:
- На рассвете я повелеваю выстроить все войска перед лагерем. Ввиду нашего местоположения это скорее военный прием, имеющий целью замедлить шанцевые работы Цезаря, и задержать возможно большее количество римских солдат под оружием, а также, это продемонстрирует мою уверенность и покажет, что великий Фарнак защищает свои земли более личной храбростью, чем укреплениями. Малочисленность римских воинов, находившихся под оружием у Цезаря, и обычные условия шанцевых работ римлян не позволят им в этот миг сделать что-то против наших сил. Зато они все увидят, что мною руководит уверенность в своем испытанном войске, которое, как поведали мои послы римлянам, двадцать два раза было в сражениях, и каждый раз побеждало, а также презрение к их жалкой и маленькой армии, которая под предводительством Домиция была мной, как вам всем прекрасно известно, полностью разбита. Во всяком случае, именно так я и дам сражение: пусть войско сразу после этого спустится затем по крутому склону в долину, и поднимется на крутой холм, а потом, достигнув равнины у города, обрушит на врага лавину конницы и боевых колесниц, а пехота пойдет вслед за ними и подавит остатки сопротивления! Теперь скажите, в силах ли вы свершить всё так, как я приказал?
- Мудрые слова и мудрое решение, о величайший! – проговорил первый военачальник.
- Да, это так, о светлейший! – присоединился другой. - Ибо, не ожидая подобной атаки, враг будет застигнут совершенно врасплох. Ему придётся единовременно отзывать солдат от работы, отдавать приказ взяться за оружие, выводить против нас легионы и выстраивать их, причем эта внезапная суматоха наведёт на них большой страх!
Остальные тоже одобрительно высказались о плане царя.
Помолчав, Фарнак продолжал:
- Верховный жрец, повелеваю тебе приблизиться и поведать о результатах гаданий!
Старый седой жрец подошел поближе, так же, подобно военачальнику, преклонил колени и сообщил, что итоги благоприятные для царя.
- Это добрый знак! – отозвался тот. - Теперь уж я не отступлюсь – недаром я люблю говорить: «Славное начало – славный конец». И увидите, когда мы встретимся с римлянами лицом к лицу с оружием в руках, то весь окружающий мир увидит, кто сильнее – Фарнак или Цезарь! Командующие, приступайте к построению войск и немедленному выводу их из лагеря, я отправлюсь со свитой вслед за вами!
Приближенные снова поклонились, хором ликующе провозгласили здравие царю и принялись покидать его ставку.

 Отправлено: 29.06.13 01:25. Заголовок: Шаджара внимательно ..

Шаджара внимательно выслушала ответ римлянина. Поначалу, она никак не могла понять, что хотел ей сказать Цезарь, какие личные причины для грусти мг иметь один из самых педанных делу Света воинов? Но. взгляд полководца был столь красноречивым, а лицо его было так близко к её, что, ещё немного, и он сорвёт с её уст поцелуй, как срывает по утрам цветы жасмина в своём саду какая-нибудь шамаханская принцесса. Женщина вспомнила последние слова Юсуфа. его взгляд... акой дерзкий и, в то же время...
- Неужели он влюблён в меня? - прошептала она, с лёгкой улыбкой глядя в глаза римлянина.
Её пальцы легко коснулись его щеки. Она придвинулась чуть ближе, позволив страсти отразиться у себя в глазах. Сейчас, без головного убора воительницы, без дорожного плаща, онабыла воплощением загадочной восточной красоты и хрупкости.
- Тогда, это очень печальн, ведь у него нет никаих шансов, - прошептала она ещё тише, едва касаясь своими мягкими губами губ Цезаря, как бы раздразнивая его. призывая к ответным действиям.
Когда же мужчина задал вопрос про Свет и про Фарнака, воительница чуть отстранилась. Взглд её стал серьёзнее. Некоторое время, она молчала, обдумывая ответ, потом достала небольшой. но очень острый кривой кинжал и принялась крутить его в пальцах. Когда Наджара вновь заговорила, голос её был таким же, каким она говорила со своими воинами во время тренировки - мягким, но уверенным:
- Свет милостив. Он примет всякого. кто раскается и захочет впустить его в свою душу. И, если Фарнак скажет. что он согласен принять Свет, я прощу его и, буду любить, как брата. Но! - кинжал в изящных пальцах воительницы резко вонзился в ярко оранжевый персик. что лежал в небольшой серебряной чаше для фруктов, когда она заговорила снова, голос её был резким, и, даже таил в себе опасные нотки, - Если я, или мои воины заметим хотя бы тень предательства на его лице - его смерть будет мгновенной. Равно, как и всякого, кто посмеет предать нас.
Взгляд светловолосой предводительницы остановился на Цезаре. Сейчас. получалось, что фраза, которую римлянин сказал Юсуфу, вернулась к немуу же. Наджара не угражала и, даже не предупреждала, она просто показывала Цезарю, что Вера её народа священна и никому недозволительно смеяться над ней или воспринимать недостаточно серьёзно. Помолчав немного, Наджара добавила, проводя по острому лезвию кончиками пальцев:
- Великий Свет могуществен. На том, или на этом свете, но, он исправит души тех, кто погряз во тьме. Вопрос лишь в том, успеет ли человек осмыслить его на этой земле, или предпочтёт остаться Неверным и умереть в муках.
Резким движением воительница убрала кинжал в маленькие ножны, что крепились к голенищу правого сапога. Потом, она снова перевела взгляд на римлянина и спросила, слегка скользнув рукой по его шее, отчего он мог почувствовать приятную прохладу и нежность:
- А что говорят тебе твои боги? Они благославили тебя на войну против Фарнака? Я не заметила ни одного жреца среди твоих людей. Как же в общаетесь со своими богами? Кто несёт вам их слово?
До встречи с Цезарем, Наджре и в голову бы не пришло исправляться у Неверных об их богах, так как, все они, всё равно ничтожны, по сравнению со Светом. Но, прежде никто из Неверных не сумел тронуть её сердце так, как это сделал римский полководец...

***

Тем временем. остальные воины, поев и отдохнув.
начали тренировки. Фарид с несколькими людьми - главами отрядов, склонился над картой, дабы проверить тот моршрут в холмы, о котором говорил Цезарь. Только Юсуф держался чууть поодаль, с большей яростью, чем другие отрабатывая боевые упражнения. Мимо него прошли двое римски солдат, один из которых, на вопрос собеседника, где сейчас Цезарь, , не без ехидства заметил:
- Теперь его нйти дело нхитрое. Он там же, где предводительница этих... Как их... Варваров.
Оба римлянина понимающе засмеялись.
- Мы сирийцы, - коротко бросил им, проходящий мимо Юсуф.
Лцо его вновь было скрыто чёрным шёлком, а кривой меч на поясе ослепительно сверкал на солнце. Он был зол на кждого из этих Неверных, посмевших, мло того. что не поблагодарить их за помощь, оказанную им, (официальная благодрность Цезаря была не в счёт. так как он считал её лишь проявлением необходимой. в таких случаях, политкорректности), но и смевших называть их варварами при них же, думая, что дикие люди пустыни ничего не поймут. Поймут, ещё как поймут. Тот же Юсуф, например, немного знал латынь. Лучше бы он её не знал! Тогда бы не смог он понять слов, которые сказал ему тот римлянин. что всё время находился рядом с посланницей Света (так он называл про себя Наджару). Да, он любил Наджару! Любил сильно и страстно. И, если любовь людей Востока обжигает, словно пламя, то, что же сделает ненависть?...
Юсуф прошёл дальше, а в палатку римских военначальников вошёл юноша - Карим. В руках его был поднос с вином и фруктами:
- Солнце скоро будет в зените. Не угодно ли достойным воином подкрепить силы и испить вина?
Карим поклонился, ставя поднос с принесёнными яствами на столик у входа. Ещё несколько пустынников сделали тоже, зайдя с такими же подносами в другире римские платки. Было не важно, нравились им эти Неверные или нет, но. пока они были союзниками и гостями в их землях, им должны быть оказаны почёт и уважение.

 Отправлено: 29.06.13 21:24. Заголовок: - Неужели он влюблё..

- Неужели он влюблён в меня? - прошептала она, и с улыбкой посмотрела в глаза римлянина.
- После того, что мне довелось здесь увидеть, услышать и прочувствовать за последние дни, я уже ничему не удивлюсь, - ответил он ещё тише. – В конце концов, трудно бывает разуму устоять перед красотой… Но… Я постараюсь не допустить, чтобы это нам помешало.
Словно бы в ответ её пальцы коснулись его щеки; она придвинулась ближе, а он, принимая это, в свою очередь сделал то же самое и теперь они были совсем рядом друг от друга; казалось, уже ничто их не разделяло.
- Тогда это очень печально, ведь у него нет никаких шансов, - снова прошептала она таким же голосом, как и раньше, касаясь своими губами губ Цезаря, а тот вглядываясь в неё и видя, что она и в самом деле искренна, ибо глаза ее сверкали, а грудь высоко вздымалась, не замедлил оставаться в долгу и, как прежде, поцеловал её.
- Отрадно это слышать… Так или иначе, в моих силах и в моей власти раз и навсегда решить и эту проблему. Никто и ничто не должны нам помешать достичь цели! Хватит с меня недовольных; они ведь могут в любой момент попытаться выразить своё недовольство…
»Она всегда остаётся самой собой и, в то же время, всегда разная – то весела, то делится возвышенными мыслями, то сама страсть, и больше для нее ничего не существовует, и в каждом настроении она всякий раз по-новому пленительна: с восхищением слушает, вдумывается в дальнейшие планы, говорит, что, по ее мнению, следует сделать… И она не останавливается на месте, а стремится всё дальше, проникает во все уголки и заполняет до краев… Тот самый Свет, о котором было уже так много сказано, словно бы в её глазах; губы при этом полуоткрыты, а на лице нежность и страсть, на какие, словно бы, способна лишь она…»
Когда же речь зашла вдруг про Свет и Фарнака, то воительница чуть отстранилась, но ненамного, будто бы став серьёзнее, достала небольшой кривой кинжал и принялась крутить его в пальцах, а затем, выждав паузу, наконец произнесла мягким, но уверенным голосом:
- Свет милостив. Он примет всякого. кто раскается и захочет впустить его в свою душу. И, если Фарнак скажет. что он согласен принять Свет, я прощу его и, буду любить, как брата. Но!
Тут вдруг кинжал вылетел из её руки и вонзился в персик, который был в небольшой серебряной чаше для фруктов. Это произошло так резко, что Цезарь невольно подался в сторону, повинуясь машинально возникшему инстинкту самосохранения.
И когда она продолжила говорить, тон её голоса внезапно стал резким:
- Если я, или мои воины заметим хотя бы тень предательства на его лице - его смерть будет мгновенной. Равно, как и всякого, кто посмеет предать нас.
- Очень хорошо… - ещё не вполне опомнившись, отозвался он, краем глаза осторожно поглядывая на кинжал. – Думаю, нам всё равно не придётся услышать от него подобных слов, потому что если бы он хотел сдаться и попытаться исправить совершенные им ранее роковые ошибки, то давно бы уже сделал это, а не присылал своих надменных послов совсем с другими речами и предложениями, которые на проверку оказались ещё и шпионами. Так что нам придётся вразумить его силой, и никак иначе. Да, именно так…
Когда взгляд её в который раз остановился на Цезаре, он не отвёл глаза в сторону.
Помолчав, Наджара добавила, снова подхватив свой кинжал за рукоятку и проводя по лезвию кончиками пальцев:
- Великий Свет могуществен. На том, или на этом свете, но, он исправит души тех, кто погряз во тьме. Вопрос лишь в том, успеет ли человек осмыслить его на этой земле, или предпочтёт остаться Неверным и умереть в муках.
- Это внушает уважение… Значит, исходя из данного постулата, все люди, не признающие веры в Свет, являются Неверными, имеют порочную душу, живут во тьме и обязательно должны умереть в муках без надежды на блаженство в ином мире? Впервые встречаю подобное верование и столь искреннее убеждение в правоте своих слов… Дело лишь в том, что это нельзя ни увидеть, ни проверить; это недоказуемо, как и любая религия, любой культ, вера в Богов, духов, призраков и прочие сверхъестественные явления… Другими словами, в это можно лишь верить, не вдаваясь в причины и не размышляя по данному поводу…
Тут воительница убрала кинжал в маленькие ножны у голенища правого сапога, вновь перевела взгляд на римлянина и спросила, прикоснувшись рукой к его шее:
- А что говорят тебе твои боги? Они благословили тебя на войну против Фарнака? Я не заметила ни одного жреца среди твоих людей. Как же вы общаетесь со своими богами? Кто несёт вам их слово?
Цезарь ответил не сразу.
- Не бойся, – наконец проговорил он, пытаясь повести свою речь легко и непринужденно, что ему, правда, удавалось, но не без заметных усилий. – Просто я уже отвык от привычки всегда и повсюду испрашивать благословение Богов только для того, чтобы сделать малейший шаг, и таскать вслед за собой всяких там жрецов, потому что для них нужны походные храмы и ещё много чего… После Рубикона я перестал брать с собою в походы фламинов, авгуров и гаруспиков… Знаешь, по-моему, они, Боги, не нуждаются в том, чтобы всякий раз тревожить их по нашим земным делам, ведь они и так все понимают и даруют успех сильнейшему…
- А может быть, всего этого и не нужно вообще? – слегка подумав, продолжал он. - Может, мы видим лишь то, что существует исключительно в нашем воображении. Единственное, что мы можем видеть вокруг себя – это игра света и теней. Откуда же нам, людям, знать природу потусторонних сил и вещей? Откуда нам знать, что истинно существует, а что нам только кажется?

 Отправлено: 30.06.13 00:06. Заголовок: Его речь завораживал..

Его речь завораживала. Равно, как и он сам. Когда он смотрел на воительницу, та тонула в его глазах, не желая искать спасения. Целеустремлённость, страсть, и желание осуществить задуманное, восхищали Наджару. Если он примет Свет... Если станет одним из нас, то ему верно суждено идти со мной рука об руку, и, возможно, даже Джинны почтят его своим присутствием и, позволят услышать себя... При мысли о небесных покровителях, на лице Наджары появилась блаженная умиротворённая улыбка. Но, потом, блаженство перешло в другие части тела, а сердце заколотилось вовсе не от религиозного экстаза, а потому, что Цезарь завладел её губами, даря сладкий. как дикий мёд, поцелуй. Женщина прикрыла глаза, растворяясь в нём, и отвечая на него не менее страстно. Когда поцелуй прервался, она спросила, всё ещё пылая страстным румянцем:
- Уж не собираешься ли ты убить Юсуфа? - на губах Наджары появилась улыбка, она всё также сидела рядом с Цезарем, медленно водя тонким пальцем, по его закованной в латы груди, - Не нужно этого делать. Он один из моих лчших воинов. В бою ему нет равных. Он не боится ни боли, ни смерти. Я доверила ему третий отряд. Если он сумеет подготовить солдат хотя бы в половину также, как подготовил себя - наши шансы на победу возрастут.
Она вновь приблизилась к возлюбленному, даря ему умопомрачительный поцелуй.
А потом, Цезарь много говорил о богах, и о жрецах, в которых нет нужды. О вере и её отсутствии. Наджара долго слушала его, думая, вправе ли она раскрывать ему свою тайну о Джиннах? Помнится, когда-то она рскрыла её Зене и Габриэль и Королева Воинов едва не убила её тогда. А сейчас? Как отреагирует Цезарь на это? Хотя, как я могу стыдиться Великого Света? Если Он сделал меня избранной, есть ли смысл скрывать это? Во взгляде предводительницы пустынников появилась решимость, черты лица, разгладившиеся были, под сладкой негой любовных утех, преобрели юылую уверенность.
- Возможно, для того, чтобы постичь истину, нужно быть Избранником Света. Или судеб, как говорят люди Запада. Например, я, не сомневаюсь в истинности своей веры. Джинны ведут меня по жизни.
Женщина посмотрела чуть вверх, улыбаясь чему-то своему. Тому, о чём могла и должна была знать лишь она одна. Вернувшись через полминуты на грешную землю, воительница проговорила, глядя на Цезаря совершенно серьёзно:
- Джинны показали мне, какой будет судьба моего народа в будущем. Нам суждено величие духа, но, к сожалению, будущие покаления утратят веру и духовные знания.
Женщина тяжело вздохнула и первела немного печальный взгляд на окно, где солнце уже было в зените и теперь невыносимо слепило. Дар, который Джинны подарили Наджаре, сейчас казался ей проклятьем. Зачем они показали ей. что станет с народом пустыни и, какие страдания им придётся вынести за свою веру? Не для того ли, чтобы показать мне. сколь крепка она будет? И, быть может, идя сейчас к своей цели, я смогу избежать хотя бы половины из этих ошибок? И, не только я... Взгляд пустынницы вновь скользнул по Цезарю. Наджара не была уверена, правильно ли она поступила, и, не рано ли рассказала ему всё, но, она точно знала одно: у них общая цель и Цезарь не предатель! И, коль скоро они до сих пор вместе, и никого из них не покарало испепеляющее пламя возмездия, значит, этот Неверный намного ближе к Свету, чем может показаться на первый взгляд.
- Идя к своей цели с той неустрашимостью, с которой ты идёшь к ней, ты сам не знаешь, насколько близок к истине, - проговорила Наджара. положив свою мягкую прохладную ладонь на ладонь римского полководца, - и к Свету ты ближе, чем ты думаешь. Просто ты нзываешь его иначе.
Улыбнувшись, предводительница поднялась на ноги и, проверив меч в ножнах, сказала:
- Я должна провести дневную тренировку и проверить готовность своих людей. Скоро солнце пересечёт зенит и нужно будет двигаться дальше.
С этими словами красивая воительница покинула здание городского собрания. Она сделала это сознательно. Нельзя было говорить Цезарю всего и сразу, потому что информацией можно отравиться, как едой, после долгого города. Если я сумела заронить в его душу частицу света, он придёт за остальными ответами на свои вопросы. А вопросов у него немало.

 Отправлено: 10.07.13 16:46. Заголовок: - Уж не собираешься ..

- Уж не собираешься ли ты убить Юсуфа? – она улыбалась, медленно водя пальцем по его груди. - Не нужно этого делать. Он один из моих лучших воинов. В бою ему нет равных. Он не боится ни боли, ни смерти. Я доверила ему третий отряд. Если он сумеет подготовить солдат хотя бы в половину также, как подготовил себя - наши шансы на победу возрастут.
- Ты всегда говоришь так прямолинейно? – спросил он. – А впрочем, это даже к лучшему, нежели скрывать собственные мысли, чем часто грешат некоторые весьма выдающиеся в своем роде римляне. Так вот, лично я не вижу пока веской причины этого делать, ведь это может посеять новое недовольство в рядах воинов. Поэтому пусть пока выполняет свой долг, а там дальше посмотрим, как будут обстоять дела. Хотя, не скрою, сейчас нам очень сильно может повредить именно отсутствие единства, слишком уж отличаются интересы у тех, кто согласился поддержать меня в этом походе… Из-за этого мне и пришлось лично объединить их, иначе сделать что-либо подобное было просто некому.
Когда же речь зашла о богах, жрецах и вере, во взгляде предводительницы появилась решимость, и её черты лица приобрели былую уверенность:
- Возможно, для того, чтобы постичь истину, нужно быть Избранником Света. Или судеб, как говорят люди Запада. Например, я, не сомневаюсь в истинности своей веры. Джинны ведут меня по жизни.
Женщина посмотрела чуть вверх.
- Значит, ты утверждаешь, что Свет и судьбы – это одно и то же? Что ж, это вполне понятно и допустимо. Но Джинны… К чему они здесь и какое оказывают влияние?
Воительница проговорила, глядя на Цезаря:
- Джинны показали мне, какой будет судьба моего народа в будущем. Нам суждено величие духа, но, к сожалению, будущие поколения утратят веру и духовные знания.
- К сожалению, у нас в Риме дети тоже зачастую во многом уступают величию отцов… Приходилось ли тебе слышать о Луции Корнелии Сулле, патриции, что впервые сосредоточил всю власть в Республике в своих руках и добился от сената права единолично занимать пост неограниченного и пожизненного диктатора римского народа? Пред ним не просто слепо преклонялись, словно пред каким-то самонадеянным восточным деспотом. Нет, римляне уважали его; разумеется, я говорю о настоящих римлянах. А всё потому, что он сам сумел достичь этого. Однако, в отличие от него, сын сего доблестного мужа отнюдь не блистал ни малейшими признаками дарования; напротив, он предпочитал тратить время на то, чтобы предаваться самым отъявленным порокам и тем самым всё более впадал в бездны ничтожества. И это далеко не единственный пример. Почему так? Неужто и в самом деле всё так предопределено, или это лишь вина людей, в отличие от своих предков неспособных постичь великое?
Женщина тяжело вздохнула и перевела взгляд в сторону, а затем вновь обратилась к Цезарю.
- Идя к своей цели с той неустрашимостью, с которой ты идёшь к ней, ты сам не знаешь, насколько близок к истине, - проговорила Наджара, - и к Свету ты ближе, чем ты думаешь. Просто ты называешь его иначе.
«Можно было бы рассказать тебе о том, как был принят Александр в Египте… Его там встречали не только как сына Бога, коим он всегда себя считал, но и как само величайшее божество, его именовали воплощением Амона на земле, самым могущественным и сильнейшим, да и сам он привык и уже не называл себя иначе… Да, можно, но лучше я не буду пока этого делать».
А вслух он сказал:
- Знаешь, как говорят некоторые философы? «Если хочешь быть Богом, будь им». Простая истина, которую далеко не каждый в силах осознать. В конце концов, если божественные силы создали выдающихся, избранных, по-настоящему великих людей, то такие люди, как мы, скорее все-таки в большей степени едины, чем различны – мы не только дети Богов, но при этом и сами Боги… Пожалуй, это самое простое объяснение тому, почему мы себя так возвышенно и необыкновенно легко чувствуем, ведь в нас есть бессмертная суть, которую никому и никогда не под силу уничтожить, - тут он снова поцеловал её.
Улыбнувшись, предводительница сказала:
- Я должна провести дневную тренировку и проверить готовность своих людей. Скоро солнце пересечёт зенит, и нужно будет двигаться дальше.
Цезарь неопределенно кивнул: сейчас уже другие мысли занимали его голову. «Враг близко, и по справедливости говоря, вряд ли получится сделать более того, что уже сделано, чтобы достойно встретить его… Но нам нужно совершить невозможное и покорить его!»


***


Остальные воины, как римляне, так и их союзники, были заняты делом. Один из восточных предводителей с несколькими своими приближёнными людьми – военачальниками и командирами отдельных отрядов - склонился над картой, дабы проверить тот маршрут в холмы, о котором говорил Цезарь. Дейотар стремился держатся подальше от воинов Наджары и находился сейчас посреди своего окружения; к нему в отсутствие Цезаря всегда возвращалась гордость и чувство громадного самомнения, которое порой подскакивало вверх до немыслимых пределов. В общем-то достаточно слабо разбираясь в военном искусстве и ставя во главу угла внешнюю форму и вид, но не содержание, он довольствовался отменным по его мнению зрелищем, что представляли из себя его воины, и фактически доверил ход дела своим полководцам, а сам только и делал, что расхаживал туда-сюда, с удовольствием глядя на них и отдавая порой распоряжения, которые сами по себе мало что значили. Разве что они могли польстить его царскому самолюбию, но не более того.
Только один из восточных воинов держался поодаль; мимо него прошёл декурион Тит Оптий в сопровождении одного из солдат своего отряда, на вопрос которого, где сейчас располагается Цезарь, он с усмешкою заметил:
- Теперь его найти дело нехитрое, - потом вдруг замялся было, но всё же решился продолжить: - Он там же, где предводительница этих... Как их... – но не смог придумать ничего лучшего, как дать стандартное определение народов, не относившихся ни к латинской, ни к греческой культуре: - … варваров.
Его спутник понимающе засмеялся.
- Мы сирийцы, - коротко бросил им проходящий мимо воин, лицо которого было скрыто чёрным шёлком, а кривой меч на поясе ослепительно сверкал на солнце.
Оба римлянина не ожидали ничего подобного и даже немного опешили, когда услышали эти слова, произнесенные пусть и с акцентом, но всё же по-латыни достаточно правильно. Один из них быстро оправился от изумления и хотел уже было ответить, но его товарищ сдержал его и отвлёк в сторону, а затем оба поспешили в свою центурию.
Со скучающим видом подошёл Эвримах, длинный меч которого по-прежнему волочился по земле, оставляя за собой неровный след; посмотрев вслед удаляющимся римлянам, он проговорил:
- Они слишком нахальные… Хотя, если так разобраться, чем я лучше их: ибо я всего лишь грек, который пошёл служить Цезарю? Уверен, даже в моём родном городе меня вспоминают нечасто и с явною неохотою, а на мою семью порой смотрят с презрением, но что тут поделаешь? Где добиться справедливости и спастись от разорения, как обеспечить жизнь своим детям? Самому приходится не лучше… Когда мне нужно было отменить один несправедливый приказ, то один центурион отказался повиноваться, хотя я старше по званию. Видите ли, он посчитал, что я не могу отдавать приказы урожденным римлянам… И что с того, что я в отличие от этого безграмотного хама прочитал все труды по военному делу, разбираюсь в литературе и истории так, как ему и не снилось? Но тут вовремя ко мне на подмогу подошли мои люди, и мы сумели настоять на своем. И жители округи были спасены от разграбления… Одно только утешает: не все римляне такие высокомерные, сам Цезарь не таков… Он даровал части населения гражданские права и свободы, распорядился построить в Греции акведуки, организовал службу медицины и образования, создал единую отрасль виноделия, следит за общественным порядком, водопроводами, дорогами, системами подачи питьевой воды и системами здравоохранения; наконец, поразив своего недруга Помпея, он принёс и установил вечный мир во всей Греции, которого до него мы не знали столетиями… Почему это мало кто понимает? Без него спартанцы быстро бы разгромили Афины, а потом пришли бы коринфяне и фиванцы и уничтожили бы там всё, что осталось… Видимо, если сами мы так и не смогли навести у себя порядок, суждено нам жить в мире и покое только под эгидой Рима…
Пожалуй, нечасто можно было увидеть его в такой грусти… Но вдруг он резко отошёл от Юсуфа и бегом направился к приближающимся всадникам:
- Куда вы ведете конницу? Цезарь приказал, чтобы вся она была в моем распоряжении… Ни в коем случае не надо вести её на передовые позиции, она должна быть в резерве! Да что вы понимаете! – накинулся он на военачальников Дейотара, а те только недоуменно переглядывались между собою. – Я принимаю командование и отведу эти две турмы туда, где они должны быть!
Он покачал головой:
- Да, нелегко мне с вами придётся… Вы поняли, что я вам сказал? Поняли вы хоть одно мое слово?!..
- Мы … - начал было один из командиров союзной конницы, но Эвримах резко махнул рукой:
- Назад, за полевые позиции! Быстро!


***


- Солнце скоро будет в зените. Не угодно ли достойным воинaм подкрепить силы и испить вина?
Один из людей Наджары вежливо поклонился, ставя поднос с принесёнными яствами на столик у входа в палатку.
- Спасибо, воин, - подчёркнуто медленно отозвался центурион Публий Вер и, жестом руки отослав обратно Карима, первым протянув руку, взял кубок и мигом осушил его. – Красота! Вот это я понимаю, настоящее вино! Не та кислятина, которой меня потчевали во время перехода из Египта, на этом проклятом Синае! Да вы сами попробуйте, узнаете!
Остальные римские командиры тоже подошли поближе.
- Один кубок никому не повредит, - миролюбиво проговорил Трогг. – Но два уже сильно развязывают язык, а после третьего, Вер, боюсь, как бы ты не упал и не захрапел прямо перед строем своих солдат! – и засмеялся.
Его смех был поддержан и другими. Среди присутствующих находились в том числе и оба центуриона, что незадолго до этого сопровождали командующего в лагерь пустынников: Гней Ланг и Эмилий Ленн.
- Ладно вам! – притворно обиделся виновник веселья. – Кто бы за меня переживал!...
Но тут внезапно в палатку стремительно вошёл примипил Луций Септимий Авл.
- Отставить! – с порога гаркнул он, только увидев поднос. – Противник приближается! Всем занять свои места во главе подразделений и вывести наши силы для обороны на укрепленные линии! Цезарю уже доложили, он идёт на свой командный пункт… Я направлюсь к нему и прошу офицеров связи следовать за мною!
Обстановка в мнгновение ока преобразилась: все быстро поспешили выполнить приказ и отправились к своим частям. Забрав с собою несколько человек, Авл так же стремительно бросился туда, где его уже ждал Цезарь.
Из доклада разведки он уже знал, что огромные массы вражеской конницы насколько это только возможно быстро приближаются к передовым линиям римских оборонительных укреплений; по словам разведчиков, высланных вперед на рекогносцировку и едва успевших вернуться без потерь, царь Фарнак бросил в бой одновременно несколько сот «знамён» своей кавалерии – зная, что под каждым из них выступило не менее тридцати-сорока всадников и одна тяжелая боевая колесница, нетрудно было догадаться, что вскоре римляне и их союзники подвергнутся одновременной массированной атаке неприятельской кавалерии общей численностью не менее чем в двадцать – тридцать тысяч человек…
Одна только конница Фарнака числом значительно превосходила небольшое войско Цезаря…
И сейчас она должна была столкнуться с римлянами и их союзными войсками, которые занимали недостаточно глубоко эшелонированные, не вполне готовые для боя укрепления…
Как же это произойдет?
Немыслимая тревога охватила сердце примипила, но он и виду не подал, устремляясь вместе со своими спутниками на командный пункт Цезаря…

 Отправлено: 10.07.13 23:11. Заголовок: Нет, Гай Юлий, не во..

Нет, Гай Юлий, не во всём ты прав... Нельзя уподоблять себя богам, ибо ваши боги, рано или поздно, будут поглощены Великим Светом и, с кем тогда ты будешь сравнивать себя? Так дмала воительница Востока, проводя тренировку. Впрочем, эти мысли можно было отложить до лучших времён, сейчас, это было не главное... Главной была победа! Победа над Неверными Свету и, освобождение угнетённых от власти Фарнака, который, как паук раскинул сети своего деспотизма над невинными. И ещё, из головы Наджары никак не выходили слова Цезаря об отсутствии единства между воинами. Да, я тоже это заметила... Светловолосая скользнула взглядом по рядам своих воинов. Юсуфа не было среди них. Он - гордый сириец, до того, как встретить Наджару и стать адептом Новой Веры, был предводителем одного из кочевых племён пустыни. Он привык сам держать власть, сам вести своих людей. С тем, что теперь им будет командовать женщина, он, конечно, стремился, но с трудом. Но, теперь, оно вон как обернулось: Юсуф влюбился в своего командира, влюбился в Наджару...

***

От воинов Наджары не укрылся тот факт, что некий Дайотар, которого Цезарь представил как союзника Рима в войне против Фарнака, не особонно-то принимает участия в подготовке войск. Его не интересовали ни тактика. не стратегия, он заботился лишь только о внешнем виде своих воинов. Фарид, заметив это, подошёл к Дайотару и проговорил на плохом, но, понятном без переводчика латинском:
- Не стоит делать своих воинов чересчур опрятными. Смерть всё равно обезобразит их. А, вот хорошая стратегия и готовность командира, дадут больше шнсов на то, что жизнь их продлится дольше, а красота продолжит радовать глаз.
Военначальник не стал дожидаться ответа Дайотара. Он был ему не важен. Пробуравив его взглядом чёрных глаз, Фарид скрылся в своём шатре.
Помятуя о разговоре с Цезарем, Наджара решила поговорить с Юсуфом до того, как им придётся вступить в бой. Она нашла мужчину за шатрами. Он сидел на песке, по-турецки и властными точными движениями палировал свой меч, всё время что-то бормоча себе под нос. Наджара присела на песок рядом с ним и коснулась его плеча:
- Твоё тело напряжено, а дух не спокоен, Юсуф, - мягко проговорила она, пытаясь заглянуть в сверкающие чёрные глаза воина, - что-то случилось?
- Нет, всё в полном порядке, предводитель, - коротко ответил мужчина, не взглянув на Наджару.
- Раньше ты звал меня по имени и смотрел в глаза, когда говорил, - похолодевшим недовольным голосом проговорила воительница, чуть сжимая пальцы на плече пустыннника.
Тот повернулся к ней и соизволил посмотреть в глаза. И, увидев его взгляд, Наджара опришла в невольное замешательство: столько власти, страсти и огня было в этом взгляде, что у воительницы пересохло в горле. Не было смысла задавать вопросы - он любил её, причём, любил беззаветно, неистово и, настолько страстно, что это даже пугало. Пугало, и нравилось одновременно. Мысленно, Наджара невольно перенесла взгляд сирийца на Цезаря: вот бы и он хотя бы раз посмотрел на меня также! Наджара хотела было что-то сказать, но в лагере послышался шум и громкие голоса римских союзников, призывавших строиться. Враг близко! Лицо Наджары в мгновение ока стало решительным и жёстким, глаза вмиг вспыхнули, толи светом, тои фанатичным блеском. Она резко поднялась с песка и проговорила:
- Оставь свои тревоги Юсуф. Сейчас не время для них. Враг близко и, свет благославляет нас, потому соберись и обрушь всю свою ярость на врага.
Женщина коснулась его лба кончиками пальцев и ободряюще улыбнулась, произнеся заветное: "свет восторжествует".
- Свет восторжествует, - эхом отозвался пустынник, глаза которого тоже начали разгораться фанатичным огнём, словно бы Наджара через прикосновение зарядила его своей энергией.

***

Строиться в отряды по тридцать человек! Рассредоточиться по флангам! Фарид, возьми своих людей. Прикрывайте римские легионы и, немедленно докладывайте римским полководцам об опасности, если заметите её первыми!
Властный уверенный голос Наджары звучал над холмами, в которые они направились, по выходе из города. Римские колонны, и колонны пустынников были выстроены так, чтобы более легко экиперованные сирийцы смогли бы, если что, прикрывать собой тяжело вооружённых римлян, а самим оставаться почти незамеченными. но способными предупредить о малейшей опасности. При этом, никто ни у кого не будет путаться под ногами, ибо это сирийцы хорошо оотрепетировали ещё во время тренировок. Наджара с Цезарем выдвинулись чуть вперёд, с небольшими отрядами заняв один из холмов.
Вдруг вдалеке показалась кавалерия Фарнака, впереди которой были боевые колесницы. Численностью, они превосходили и сирийцев и римлян вместе взятых.
- Дайте мне частичку света и силы победить! - прошептала Наджара, видимо, обращаясь к Джиннам, чуть подняв голову вверх. Потом женщина повернулась к Цезарю, - Иди к своей... Нет, к нашей цели бесстрашно. Ты - Избранный, не бойся смерти.
Её глаза горели, а сама она излучала уверенность и силу, а ещё, её губы беззвучно тшевелясь, прошептали римлянину: "моя любовь с тобой". Она не была уверена, услышиал ли он её, но знала, что после боя скажет ему об этом вслух, обязательно скажет. А, если они не вернутся... Нет! Свет не оставит нас!/i]
- К бою, воины света!!! - вдруг прокричала она в фанатичном неистовстве, обнажая опасно сверкнувший в полуденном солнце меч и, пуская коня в галоп.
- Свет восторжествует! - хором прокричали все воины Востока, из разных концов своего местоположения, и, поглубже надвинув на лицо чёрные покрывала, устремились вниз с холма.

***

...Бой был яростный и, устрашающий по своим масштабам. Воины Фарнака были яростны и жестоки. Их дисциплина, впрочим, как и дисциплина римлян, были идеальны. Но, вот горячности и неистовства сирийцев у воинов Фарнака не было. Словно бы мистические чёрные тени, пустынники бросались в самую гущу боя, выкрикивая воинственный клич. Их кривые клинки сверкали, то тут, то там. слепя яркими бликами отражённого солнца. Вёрткие и проворные, Воины Света проводили обманные манёвры, заставляя воинов Фарнака сталкиваться со своими же солдатами и, те, по инерции, вонзали мечи друг в друга. Команды и приказы в отрядах пустынника звучали редко - люди Востока отлично знали своё дело. Чаще всего, онир накидывались на противника сзади, просто отрезая головы острыми, как бритва, лезвиями, так что кровь убитых брызгала фонтаном. Сами они, конечно, тоже получали раны и, зачастую, довольно тяжёлые, но не чувствовали боли и продолжали бой до тех пор, пока просто не падали в обморок от кровопотери, или от несовместимых с жизнью ран. Может, виной тому был опий, которым онир натирали тела перед битвой. может фанатизм веры, а, может ещё что-то... Кто знает.
Юсуф сражался вблизи Наджары. Так случилось, что Цезаря рядом с ней не оказалось. В гуще боя, то ли он, толи она, немного сместились от центра к флангам, так что, Юсуф, старался как можно лучше защитить предводителя. Фарид и его люди помогал Дайотару, прикрывая тылы. И вот, в разгар битвы, когда стрелы, копья и пущенные кинжалы летали со скоростью света, Дайотар, вдруг, решил, что ему срочно понадобился его плащ с золочённой пряжкой, который он снял в начале боя (тот был слишком длинным, и мог быть помехой). Теперь, он почему-то передумал. Дескать, враг должен видеть командующего. Пока Дайотар возился с пряжкой, в него потелето пущенное копьё. И, оно поразило бы, если бы, неизвестно откуда бросившийся ему наперерез Фарид, не закрыл Дайотара собой. Однако, Фарид не рассчитал тяжести копья и той силы, с которой оно было пущено. Острое древко вонзилось ему в плечо. Выдернув копьё, Фарид поморщился от боли, но под чёрным покрывалом этого не было видно. Снова выпрямившись, он зло посмотрел на Даёотара, который, видимо, поняв, в чём дело, поспешил затеряться в рядах своих солдат и сражаться там. Тяжёлая доля была нам дарована Светом - сражаться с западными шакалами, - подумал Фарид и ускакал дальше.
Сама же Наджара сражалась как дикий зверь. В одной её руке был меч, в другой кинжал. Крутящимися движениями, подобно смертоносному смерчу, она перебегала от одного противника к другому, с остервенением рубя их направа и налево. Зубы и губы женщины были плотно сжалы и, только глаза пылали гневом. Она не произносила ни слова во время боя, как и подобает воинам востока, только изредко звучали фразы, наподобия: "придите к свету или умрите!", "Свет исправит ваши ошибки!"

 Отправлено: 11.07.13 21:23. Заголовок: Один из восточных во..

Один из восточных воинов подошёл к царю Дейотару и проговорил:
- Не стоит делать своих воинов чересчур опрятными. Смерть всё равно обезобразит их. А, вот хорошая стратегия и готовность командира, дадут больше шансов на то, что жизнь их продлится дольше, а красота продолжит радовать глаз.
Тот явно не ожидал ничего подобного и в первый миг буквально остолбенел от изумления, но потом это чувство сменилось раздражением и недовольством: с какой стати его, известного правителя и знаменитого политика, осмеливается поучать какой-то непонятно откуда взявшийся, простой, ничем с виду не примечательный и не выдающийся, не имеющий особых заслуг воин или командир мелкого отряда? Сам факт этого происшествия буквально возмутил царя до глубины души; еще ни один простолюдин не осмеливался говорить с ним подобным тоном и вкладывать в свои слова к нему столько упрёка и неприязни. Поэтому он словно встрепенулся от злости и хотел было уже ответить этому наглецу, как подобает, чтобы раз и навсегда проучить его, но неизвестный уже успел уйти, не став дожидаться гневных царских слов в свой адрес. И единственными слушателями тирады, произнесенной с ярко выраженной интонацией оскорбленного величия, стали только придворные из ближайшего окружения Дейотара:
- Да как он посмел столь нагло и опрометчиво обратиться ко мне с такими ничтожными, полными глупого самомнения и невежества словами?!.. Я тетрарх Галлогреции, царь Малой Армении, самый лучший, знатнейший, благороднейший, достойнейший и величайший из правителей Восточных земель, единственный по-настоящему верный друг и союзник богоравного и богоподобного героя, властелина всего цивилизованного мира – Цезаря, от Босфора до Каспия, от Эвксинского Понта до Аравии! – царь бешено накинулся на придворных. – О, сколь тяжко мне было слышать речи упрёка из уст сего не меру заносчивого воина!.. Нет, я этого так не оставлю! Скорее настигните же его и приведите ко мне, дабы я сам смог учинить над ним суд и расправу за клевету и оскорбление моего царского величества!
- Нижайше прошу выслушать меня, о достойнейший из царей… - начал говорить один из приближенных. – Эти люди также были призваны сюда Цезарем, да живёт он в веках и славится его имя вечно! - и теперь считаются такими же его союзниками… Кроме того, они по некоей причине столь важны для него, что он высочайшим своим повелением распорядился позволить им вершить многие важнейшие вещи… Прошу и заклинаю тебя именами всех наших Богов, о величайший, не вступай же в противоречия со столь умудрённым опытом и благочестием мужем, коим является Цезарь, да пребудет его расположение с нами! - а лучше позволь нам самим устроить так, что подло оклеветавший тебя нечестивец отправится на тот свет!
- Что?!... Вы предлагаете мне мстить тайно, под покровом ночи, как уличенному в преступлении рабу?... Ну уж нет, никогда не бывать этому! Дейотар Величайший никогда не будет так унижаться! Повелеваю испросить на то высочайшего соизволения равного бессмертным Цезаря, да не оставит нас его не знающая границ и пределов милость! – и осудить наглеца за оскорбление величества!
- О, подобный луне!...
- Молчать! Ничего более не желаю слышать! Ступайте прочь, глупцы, и свершите всё так, как я вам повелел! Иначе ваши головы полетят прочь наземь, подобно камням во время обвала в горах!
Те молча склонились перед ним и отошли. Царь, всё ещё не в силах успокоиться, размашистыми шагами двинулся к своим войскам и уже через минуту обрушил поток недовольства на своего главного военачальника, который вообще был здесь не при чём, просто не вовремя подвернулся под руку и теперь смиренно ждал, пока поток царского гнева будет излит на его ни в чём не повинную голову…


***


Спешивший поскорее достичь наконец командного пункта своего полководца, примипил Луций Септимий Авл в сопровождении подчинённых ему лично офицеров связи бодро стремился к линии укреплений, где уже должен был находиться сам Цезарь вместе со своим личным окружением самых доверенных и приближенных лиц - преторием, но одно внешнее событие на миг задержало его. А именно, он внезапно узрел, как Наджара направилась куда-то в сторону и, увидев за шатрами одного из своих людей, который мрачно расположился прямо на песке и натачивал меч, подошла к нему и опустилась рядом. Казалось бы, ничего не значащая мелочь… Но старый опытный римский командир просто нутром почуял, что здесь что-то не так… К сожалению, у него не было ни секунды времени, зато по пятам за ним следовали преданные ему офицеры и, воспользовавшись этим, он, не останавливаясь, на ходу быстро приказал одному из них:
- Гирций, присмотри за тем, что там происходит, и что они там делают! – властным жестом он указал в сторону шатров. – Мне думается, это не к добру…
Квинт Гирций, один из самых молодых римских офицеров Шестого легиона, тоже на ходу, не останавливаясь, посмотрел в указанном направлении. Судя по всему, он был ещё моложе даже злополучного Нонна; могло показаться так, что командный чин он получил сверхурочно, скорее всего не за какие-то выдающиеся заслуги, а всего лишь по протекции вышестоящих покровителей.
В лагере уже вовсю слышался шум и громкие голоса римских командиров, которые в поспешном порядке выводили строится центурии, манипулы и когорты.
- Затем поспешишь вслед за мною в преторий Цезаря и сообщишь обо всём, что тебе удалось увидеть и узнать! Понял? Действуй! – и примипил, даже не дожидаясь ответа, помчался дальше.


***


- Строиться в отряды по тридцать человек! Рассредоточиться по флангам! Фарид, возьми своих людей. Прикрывайте римские легионы и, немедленно докладывайте римским полководцам об опасности, если заметите её первыми! – всем был хорошо слышен чёткий, пронзительный, но в то же время неожиданно твердый и жесткий, даже безжалостный голос Наджары.
Напротив, Цезарь ощущал себя не столь уверенно. Можно сказать, что, не ожидая подобной совершенно безрассудной с точки зрения военного дела вражеской атаки, он был застигнут совершенно врасплох. Поэтому ему приходилось единовременно отдавать самые различные приказы:
- Немедленно отозвать всех наших солдат от шанцевой работы! – распоряжался он, а вестовые стремительно мчались передавать его слова командирам подразделений. – Всем как можно быстрее взяться за оружие! Командирам вывести войска на линии укреплений и рассредоточить их сообразно плану!
Однако, как он не стремился поскорее привести в боевую готовность римские части, тем не менее, внезапная суматоха наводила на некоторых из воинов большое сомнение в успехе дела, и даже страх. Они неуверенно взирали вперед, словно ожидая чего-то.
Заметив приближение неприятельской кавалерии, впереди которой шли четырехконные царские колесницы с серпами – гордость Фарнака, отменные боевые машины для массового убийства, созданные им по примеру колесниц персидского монарха Дария Ахеменида, римляне стали готовиться открыть по ним стрельбу из многочисленных заранее подготовленных метательных орудий и осыпать их стрелами луков.
- Мы готовы начать массированный обстрел! – доложил один из офицеров – дежурный наблюдатель.
- Ещё рано! – произнес Цезарь. – Стрелять только по моей команде!
Его слова мнгновенно разносились вокруг.
Сам он стоял в мощно оборудованном и оснащенном укреплении, которое было выстроено специально для его штаба; там же находился преторий полководца – его свита и всё необходимое для ведения боя и эффективного командования. Тем не менее, оттуда можно было созерцать всё поля боя, что открывалось перед взглядами Цезаря и его штабных офицеров как на ладони.
- Цезарь, противник на расстоянии десять стадий от наших передовых линий! – с тревогой произнес другой офицер.
- Рано! – отозвался римлянин. – Приказываю ждать!
- Есть!
Конница и колесницы Фарнака мчались с небывалой быстротой, пожирая остатки пространства, разделявшего его от римских войск и их союзников.
- Восемь стадий…
- Ждать, я сказал!... Огонь только по моей команде!
Рядом с Цезарем все словно замерли в оцепенении.
- Семь… - проговорил наконец упавшим голосом наблюдатель.
В штабе царила звенящая тишина.
- Пять…
- Теперь пора! – повелел полководец. – Залп из всех орудий первой линии!
Через полминуты катапульты, баллисты и скорпионы первой линии выпустили по врагу целый град метательных снарядов. Они буквально накрыли сплошной пеленой передовые ряды атакующих и превратили их в кровавое месиво. Разбитые колесницы, искалеченные и убитые люди и лошади заполнили равнину, препятствуя остальным двигаться дальше. Образовались заторы, и нападающие вынуждены были замедлить продвижение.
- Залп второй линии! – продолжал командовать Цезарь.
Снова небо над равниной и холмами словно почернело от огромнейшего количества средних и тяжелых стрел, камней и зажигательных ядер. Они обрушились на скопления воинов Фарнака, которые образовались после первого залпа, и нанесли ещё больше потерь неприятелю.
- Лучникам – беглый огонь! Перезарядить все орудия первой и второй линий! Затем продолжать! Третьей линии открыть стрельбу на поражение врага! – последовали один за другим очередные приказы; впрочем, они столь же молниеносно выполнялись, как и отдавались.
Стрелы из луков дождем посыпались на вражеских солдат. Камни и ядра косили воинов противника целыми рядами.
- Дайте мне частичку света и силы победить! - прошептала приглашенная туда же Наджара, видимо, обращаясь к своим Джиннам, и чуть приподняв голову вверх.
Её глаза горели, а сама она излучала уверенность и силу.
Она обратилась к Цезарю:
- Иди к своей... Нет, к нашей цели бесстрашно. Ты - Избранный, не бойся смерти.
- Думаю, пока ничего не случится… Мы встретили вражеский натиск во всеоружии и теперь постараемся его остановить, - ответил он. – И разумеется, мы добьемся того, что хотим сделать.
Полководец быстро посмотрел на неё:
- Всё-таки тебе было бы лучше оставаться здесь…
Чуть помолчав, он продолжил:
- Вражеская конница гораздо сильнее нашей… Мы всего лишь приостановили её… Скоро мне придется вводить в битву остальные силы… Я буду командовать моими войсками и руководить боем отсюда, с этой укрепленной позиции. Она отлично защищена со всех сторон и подступов; к тому же только здесь, в штабе претория, находится центурия моя личной охраны… Это моя гвардия, которая готова умереть за меня. Здесь безопасно. Поэтому я предлагаю тебе…
Но женщина уже устремилась из штаба навстречу своим людям:
- К бою, воины света!!! – неистово закричала она, обнажая сверкнувший в лучах яркого, ослепляющего полуденного солнца меч и, словно взлетев на ожидающего её рядом с преторием коня, помчалась вперед с немыслимой для римлян, увидевших это великолепное и просто поразительное по силе зрелище.
- Свет восторжествует! - хором отвечали ей преданные воины Востока, и, поглубже надвинув на лица чёрные покрывала одежд, устремлялись из укреплений вниз с холма, навстречу врагу .
- Ну что ты будешь делать… - покачал головой Цезарь. – Впрочем, останавливать её сейчас было бы чистым самоубийством…
Стоявший рядом офицер претория кашлянул:
- С твоего позволения… В этом сражении нам очень поможет разве что доблесть наших солдат да природные свойства местности… Но всего более нам следует уповать только на милость бессмертных Богов, которые вообще принимают участие во всех превратностях войны, особенно же там, где всякие человеческие расчеты бессильны… Фарнак ещё не ввел в бой пехоту, а мы так и не можем задержать его конницу…
- Посмотрим, - ответил Цезарь и тут же снова скомандовал:
- Ни на миг не прекращать обстрел! Беглый огонь из всех орудий!
- Есть! – отвечали ему, и новые снаряды по-прежнему сыпались на воинов Фарнака. От стрел на месте боя было сумрачно, словно посреди дня наступил вечер… Да, стрелки и лучники хорошо знали своё дело, но надолго ли их хватит? И сколько ещё нужно приложить усилий, чтобы сломить натиск врага?
Пока никто из римлян не знал ответы на эти вопросы.


***

Однако вскоре битва переместилась настолько близко, что Цезарю пришлось вводить в дело римские войска и завязывать рукопашную схватку с остатками вражеской кавалерии и подоспевшей ей на подмогу пехотой. Тут начался большой и ожесточенный рукопашный бой; срочно высланные на правый фланг когорты Ланга и Вера принялись отражать атаки врагов, которые стремились вниз по крутому склону, дабы закрепиться на равнине и тем самым разделить римские позиции надвое, а затем в сражение вступили все войска царя Фарнака, и в результате этого на левом фланге и в центре создалась довольно непростая ситуация... Отправленные на подмогу своим когорты Ленна и Авла достаточно подошли к неудобному для них месту, но после ожесточенной схватки были сбиты оттуда, и упомянутое одним из римских офицеров неудобство местности поставило их в тяжелое положение… Первая линия полевых укреплений римлян также несла огромные потери, хотя ещё продолжала вести стрельбу, поддерживая своих…
Цезарь приказал союзным войскам царя Дейотара немедленно наступать по фронту, тогда как конница должна была нанести удар в стык вражеских отрядов, где он правильно сумел заметить самое незащищенное место во всей их диспозиции. Кроме того, сопротивление там могла оказать только пехота, уже измотанная и не такая многочисленная, как на других участках.
Свежие силы, направленные в битву, оказались там весьма своевременно. Римляне продолжали держаться; увидев, как к ним идёт помощь, они сами атаковали неприятеля и принялись теснить его…
Сам Цезарь продолжал оставаться на своем командном пункте, но теперь он стоял на возвышении для наблюдателей и, фактически в полный рост возвышаясь над бруствером, наблюдал за ходом сражения, хотя стрелы и мелкие ядра вперемешку с камнями продолжали сыпаться отовсюду.
- Просим тебя, о Цезарь, не ищи свинца! Позволь нам выполнить свой долг перед тобой и Римом! – говорили ему офицеры претория.
- Нет, я знаю свою судьбу! – отвечал он. – Мне нечего бояться!
- Отправь нас в бой! - обращались к нему один за другим.
Он же на это отвечал так:
- За тысячи миллиариев от Рима я не могу позволить себе рисковать своей гвардией!
... Царь Дейотар вынужден был лично возглавить штурм линий врага; конечно, это стало для него определенной неожиданностью, но деваться было некуда, и он согласился сделать всё от него зависящее. Выехав на своём более чем роскошном коне, царь повёл отряды союзников в битву…
- Подайте сюда мой плащ с золочёной пряжкой! – скомандовал он приближенным, - Враг должен видеть того, кто выступает против него!
Один его приближенный из свиты военачальников с поклоном подал ему плащ. Царь завозился с пряжкой, но тут в него полетело копьё, пущенное чьей-то умелой и на редкость хладнокровной рукой…
Приближенные оставались на местах, а может, они просто не успели вовремя отреагировать? Но какой-то воин внезапно бросился вперед и закрыл Дейотара собой. Древко копья тут же вонзилось неизвестному герою в плечо, но он выдернул его, выпрямился и с неприязнью посмотрел на царя… Тот узнал его, и замер было в страхе… Захотелось повернуть коня и бежать, спасать свое царское достоинство и жизнь… Но за спиной еще оставались так и не подавленные врагом линии римских укрепленных позиций… Вспомнив об этом, Дейотар очень кстати подумал о том, что такое поведение очень может не понравится римлянам, и, тяжело вздохнув и словно обрекая себя на участь мученика, поспешил к свите военачальников и велел двигаться вперед, приказав наконец бросить в пекло сражения основную часть сил, но сам лишь последовал за ними, причем крайне осторожно, чтобы свита охраняла его и сопровождала посередине собственного отряда, в глубине строя…


***


Цезарь приказал коннице напасть на врага, дабы поразить его в самое уязвимое место.
Массированный удар нескольких тысяч солдат римской кавалерии пришелся как раз туда, в стык вражеских рядов… Вдруг из-за ближайшей длинной гряды небольших холмов вся эта лавина вырвалась на открытое место и сразу же бросилась на поредевшие шеренги отрядов Фарнака, мнгновенно снесла их прочь и, развивая успех, лавой пошла дальше, туда, где продолжал кипеть ожесточенный бой, исход которого ещё висел на волоске…
Одним из первых в этой неожиданной для противника атаке принял участие Эвримах со своими греческими и македонскими всадниками. Им удалось развить хорошую скорость, и теперь они неслись, подобно ветру, с быстротой молнии орудуя длинными клинками… Как правило, каждому из них достаточно было нанести вражескому воину один-единственный удар, чтобы тот упал и больше не поднялся… Помогло и то, что Фарнак не мог уже противопоставить им свою кавалерию, а пехота не могла одна сдержать столь внезапный натиск. Как бы то ни было, они стремглав опрокинули целое крыло неприятеля…
- А-а! – кричал во всё горло Эвримах, не на секунду не переставая рубить бегущих врагов; он и его люди в мнгновение ока сносили головы, разрубали тела на части, кололи, поражали солдат противника в спину… - Давненько я так не веселился!
И, нанося очередной рубящий удар, скомандовал:
- Пленных не брать! Мы порубим их всех на куски! Это по-нашему!
- Да! Пощады никому не давать! Слава Цезарю! – поддержал его единогласно целый хор голосов, и избиение воинов Фарнака продолжалось…
- За Рим! – вдруг завопил один из всадников.
- Да! За Рим!
- И за Грецию! – вмешался ещё кто-то…
Это была самая настоящая бойня, кровавая баня… Практически ни один воин Фарнака не видел ничего подобного. Враги в ужасе бежали прочь, спотыкались, падали, чтобы больше никогда не подняться… Как правило, последнее, что солдаты восточного деспота успевали разглядеть в своей жизни, были длинные кавалерийские мечи греков и македонцев…
… Эвримах в очередной раз нанёс смертельный удар в спину врагу и понесся к маленькой группке неприятелей, которые уже побросали ставшие бесполезными мечи и кинжалы, и теперь, дрожа, стояли в поднятыми руками, смотря в землю и не осмеливаясь даже поднять глаза… За ним мчались другие конники… Еще несколько секунд – и на месте группы вражеских воинов лежали только трупы…
Вдруг он увидел, как неподалеку люди из отряда Наджары отчаянно сражаются, схватываясь лицом к лицу с отборными, гвардейскими частями Фарнака – это был резервный полк восточного царя, только что брошенный им в битву, чтобы спасти положение на участке прорыва римской конницы и выправить ход битвы в целом… Взмахнув рукой и приказав своим следовать за собой, он стремительно подлетел к ним, как раз в тот миг, когда сама Наджара расправилась со своим очередным противником.
Гордо подбочась в седле, грек крикнул ей:
- Вы хороши, ничего не скажешь! Но куда вам до нас, потомков Филлипа и великого Александра! Мы уже отправили в Тартар половину вражеского войска и сейчас истребим остальных! Да, убъем всех, верно? – повернулся он к подчиненным.
Те залихватски поддержали:
- Правильно! Убъем всех! Вперед!
Кавалеристы принялись быстро рубить оставшихся в живых пеших гвардейцев Фарнака на глазах у Наджары и ее людей… Рубили сплеча, сбоку, снизу… Сам Эвримах, который считал себя виртуозом и гением кавалерийской атаки, чем крайне гордился, решил показать свое искусство: быстро раскручивая длинный меч в руке, моментально раскроил череп одному гвардейцу и тут же пронзил в спину второго…
А по сторонам уже лавой неслись другие всадники, охватывая гвардейский полк с флангов и стремительно работая мечами… Гвардейцы падали один за другим…

 Отправлено: 12.07.13 18:00. Заголовок: Когда Эвримах сделал..

Когда Эвримах сделал Наджаре сомнительный комплемент, о том, что они, всё-таки, хороши в бою, но не лучше, чем он и его люди, светловолосая воительница подошла к нему и мягко сказала, так, будто бы объясняла какую-то, давно понятную, но, почему-то неведомую ему, Эвримаху, истину:
- Если мы сейчас победим, будет неважно, кто и как сражался. У нас не смотр войск, и не тренировка. Мы на поле боя и, мы союзники. Здесь нет лучших или худших.
Перед Великим Светом все равны, - подумала Наджара, но вслух этого не сказала. решив, что понять её сможет лишь Цезарь.
Дальнейший бой длился уже недолго. Но, уже было ясно, что союз Рима и сирийских кочевников победил. На поле боя остались горы трупов, земля была обильно залита кровью. Переломанные копья, луки, стрелы, отброшенные мечи и ножи, обломки колесниц Фарнака: вот всё, что осталось после грандиозной битвы. к которой так готовились обе армии. Смотреть на всё это было тяжело и неприятно, однако, пустынная воительница чувствовала себя необыкновенно легко. Ещё один очаг зла подавлен. Значит, в мире станет ещё больше места для света, который можно будет посеять в сердцах людей. В порыве чувств, Наджара обнималась со своими воинами, как обнимаются с братьями или дальними родственниками, после долгой разлуки. Найдя Цезаря, она также тепло обняла его и проговорила, счастливо улыбаясь:
- Мы смогли. Свет не оставил нас! Я безумно этому рада. А ты? Ты рад?
В это время к Наджаре и Цезарю подошёл Фарид и, поклонившись римлянину объявил:
- В честь нашей победы жители города хотят устроить большой праздник. Поспешите, вам необходимо там быть.
- Да-да, мы сейчас идём, - улыбнулась красавица и, тронув Цезаря за плечо, сказала, - идём, нас ждут.

***

Вернувшиеся через некоторое время жители, встретили победителей празднично украшенными улицами и богатымии дарами, среди которых, конечно же были изделия местных ремесленников: золотые кубки, драгоценности, богатые ткани и лучшие вина. Праздничные пиршественные столы накрыли прямо под открытым небом. Вокруг них танцавали самые красивые девушки города и игралир лучшие музыканты. Когда все уселись, из-за стола поднялся седой старец - старейшина города. У него были длинные белые волосы и не менее длинная боорода. Обведя взглядом всех, он проговорил тихим, но, неожиданно твёрдым голосом:
- Когда наш город узнал о том, что Фарнак близко, мы почти отчаялись, ведь, среди нас почти нет воинов. Но боги послали нам вас, - он посмотрел на Наджару и её воинов, - людей Света, что живут в золотых песках. И ваших союзников, - теперь старик обвёл взглядом римлян, которых здесь было ольшинство, - могущественных воинов Запада. Посланников великого Рима. Мой народ - народ Зелы будет вечно почитать вас и помнить, как великих освободителей! Слава вам!
- Слава освободителям! - хором проговорили остальные горожане.
Как по команде, на сидящих за длинными столами посыпались лепестки белых и розовых цветов, а музыканты запели какую-то хвалебную песнь на своём диалекте, который с трудом понимали даже пустынники.
Но, дже не понимая слов, восточная воительница сияла счастьем. принимая эту благодарность. Без головного убора, но в белом походном плаще. она выглядела как-то величественно, что ли. Подстать Цезарю, который был подобен царю или богу. Они сидели рядом и, кто-то из девушек танцовщиц, видимо, поняв. что они главнокомандующие, надел им обоим на головы тонкие золотые обручи. Конечно, это был не лавровый венец Рима, но Цезарю он шёл. Наджара же чувствовала себя в этом украшении немного неуютно, но снимать не стала, не желая обижать хозяев.
- Ради вот таких моментов мы и ведём наши Священные Войны, - проговорила женщина, держа в руке серебряный кубок с вином, - посмотри, как счастливы эти простые, но добрые люди. Я хочу, чтобы мы смогли нести это счастье по всей земле. И, ничего, что ему предшествует кровь. Нет ничего правильнее борьбы за добро и за Великий Свет.
Сияющая и величественная Наджара улыбнулась Цезарю, и её взгляд с надеждой был устремлён на него. Её глаза как бы задавали безмолвный вопрос: "а, разделяешь ли ты мою радость?"

 Отправлено: 15.07.13 20:35. Заголовок: До того, как весьма ..

До того, как весьма неожиданно для противника и очень кстати для союзных войск в бой была брошена свежая, ранее не принимавшая участия в битве конница, которая в конечном итоге и привела к успеху и полной победе над врагом, исход сражения долго оставался неясным.
В отличие от римского командующего, царь Фарнак наблюдал ход боя из своего лагеря, не выдвинувшись вперёд, хотя к нему так же, как и к Цезарю, постоянно прибывали и убывали гонцы с новыми донесениями. Когда довольно многочисленные, но слабо организованные и не имевшие боевого опыта отряды Дейотара перешли было в наступление, но были быстро остановлены и отброшены обратно, царь уверился в благополучном для него исходе битвы и распорядился отправить собственные отборные подразделения на штурм тех римских укреплений, что так и оставались не взятыми после ожесточенной схватки.
Он вызвал к себе командира гвардейских войск, достаточно известного у них на родине военачальника Пакора и повелел ему немедленно пустить в дело элитные части и подавить оставшиеся очаги сопротивления.
- Отправляйся же и сверши то, что от тебя требует твой долг! – напоследок сказал он.
- О благороднейший и славнейший среди царей!– ответствовал Пакор, в очередной раз низко кланяясь своему владыке и повелителю. – Мудрейший из мудрых, преисполненный неисчислимых достоинств и совершенств, непоборимый и непревзойденный в воинском искусстве, первейший и непобедимейший из воинов, царственный лев, да славится во веки веков имя твое и имя твоего счастливого рода! Я учиню всё так, как ты соблаговолил приказать мне! – и поспешно направился собирать и вести своих гвардейцев на генеральный штурм, дабы одним натиском снести прочь этих гордецов и выскочек римлян, и их жалких союзников!
Однако на самом деле он думал совсем другое: «Уже сотни и тысячи наших людей остались на поле брани, а упрямый враг всё не желает покориться и признать наше превосходство! Более того, он продолжает поражать наших воинов из укреплений, хотя значительная часть его армии уже рассеяна и вынуждена кое-как отбиваться от наших атак… Но всё-таки не слишком ли рано царь приказал мне предпринять лобовое наступление на римские позиции? Подобная задача очень опасна, учитывая то, насколько превосходно они укреплены и обустроены… Я знаю римлян; они будут отчаянно цепляться за каждый клочок земли, прежде чем отдать его нам. Кроме того, гвардия – это наш последний резерв; все остальные войска уже в бою и, несмотря на то, что удача нам благоволит, до сих пор не могут достигнуть цели! Как бы то ни было, мой долг – повиноваться царю, и пусть Боги решат, кто более всего достоин одержать победу!».
С такими мыслями он отдал распоряжение готовить свои части к вступлению в битву и, когда те, предусмотрительно обойдя опасные участки, где сражение кипело со страшной силой, выбрались на оперативный простор и атаковали римские укрепления по всему фронту, на миг уверился было в успехе. В самом деле, истощенная непрерывным натиском первая линия римских позиций тут же пала, вскоре пришёл черед и второй.
Гвардейские войска шли вперед в полный рост, в пешем строю, выставив вперед длинные копья и численностью подавляя защитников римских линий – действительно, на одного римлянина там пришлось по меньшей мере пять воинов Фарнака. Эта психическая атака казалась жутчайшим наваждением, самым страшным кошмаром для римлян… Нет, они по-прежнему храбро бились, обороняя свои окопы, лучники вели непрерывную стрельбу, выпуская по врагу множество стрел и опустошая последние остатки боезапаса стрел в колчанах, а расчёты метательных орудий буквально умирали на своих боевых постах, кидаясь на вражеских солдат. Но теперь исход сражения как нельзя более очевидно начинал склоняться в сторону восточного деспота.
Видя это, Цезарь продолжал оставаться спокойным и хладнокровным, хотя руки его всё крепче сжимались в кулаках, а взгляд становился всё более серъезным. Наконец он приказал выслать вестовых с приказом выступать всей наличествующей кавалерии, дабы та смогла ударить в намеченные предварительно слабые места вражеской диспозиции и пробиться на помощь пехотным когортам и союзникам, что вели бой на равнине и подступах к холмам, а воинам и офицерам своего претория, как и центурии личной охраны, отдал приказ готовиться к столкновению с врагом.
Больше войск у римлян не было. И глупо было бы рассчитывать, что сотня с небольшим воинов, что находились при командующем, окажется в силах долго сопротивляться, а уж тем более изменить ход битвы.
Но люди из его окружения и охранной центурии полководца отважно подхватили слова Цезаря и рассредоточились в боевом порядке перед самым бруствером командного пункта.
В эти минуты группы прикрытия, вступив в схватку, ценой огромнейших, просто нечеловеческих усилий сумели приостановить продвижение врага на третьей и последней линии перед штабными окопами, где находился преторий во главе с Цезарем. Полководец мрачно созерцал, как его воины нападают на противников и с предсмертными криками падают наземь. «На сей раз это слишком дорогая цена… - думалось ему. – Как мне бы не хотелось спасти побольше жизней своих солдат, подготовив хорошие укрепления и оборону, и дав отпор врагу с их помощью, теперь им придется хуже, чем можно было бы ожидать…»
Молчаливо и сурово смотрел он на своих офицеров, а они не могли оторваться от ближайшей к брустверу третьей линии окопов, где шёл смертельный поединок между двумя непримиримыми силами… Всё больше римлян и людей из союзных отрядов Дейотара гибли, но и гвардия Фарнака несла громадные потери, что замедлили её продвижение. Стройные колонны гвардейцев словно разбились о последний вал укреплений, словно волны о берег.
И тут, как раз в эту минуту, когда казалось, что битва может быть проиграна, в сражение вступила римская конница. Цезарь и его свита хорошо видели, как она моментально смела с лица земли ослабевшую пехоту противника и нанесла немыслимый мощности удар по ничего не подозревавшей вражеской гвардии с тыла. Там сразу началась жутчайшая кровавая рубка… Пехота против конницы вообще слаба; она становится почти беспомощной, проведя долгие часы в бою и утомившись, в то время как кавалерия всё это время отдыхала и набиралась сил, что и обрушились на гвардейцев подобно смерчу. Длинные копья воинов Фарнака частью уже сломались при штурме, частью оказывались бесполезными в руках солдат, не успевших вовремя заметить опасность и перестроиться. Конники стремительно рубили их и, практически не останавливаясь, мчались вперёд, к захваченным врагом линиям укреплений и на подмогу римским когортам. Заметив это, римская пехота, удержав строй и сомкнув поредевшие шеренги, из последних сил навалилась на противостоящие ей отряды врага и обратила их в бегство. Вскоре воинов Фарнака по всему фронту обуяла паника; они стали бросать оружие и обращаться в бегство, но их настигали и убивали тут же, на месте… Остатки их войск мигом очистили римские позиции и устремились вслед за своими искать спасения в бегстве. Таким образом, много неприятельских солдат было перебито и отчасти передавлено обрушившимися на них своими же; наиболее проворным удалось убежать, но они не успели уйти далеко. Правда, они перешли долину, но, за неимением оружия, не могли ничего сделать даже на своей высокой позиции. Римляне из когорт Ланга, Ленна, Вера и Авла, в увлечении победой, не поколебались взобраться на невыгодное для них место и там продолжить избивать врага, не щадя никого.
Почти дойдя до штаба Цезаря, отборные части гвардии Фарнака сначала окончательно остановились, а затем с криками побежали. Оставшиеся в живых защитники укреплений бросились за ними и принялись побивать их. Вопли и стоны были слышны отовсюду…
- Преследовать врага и захватить его лагерь! – скомандовал Цезарь. – Подайте мне коня, я лично направлюсь туда!
Приказ был тут же выполнен и, в сопровождении свиты, с неизменным развернутым знаменем, на котором ярко блестели латинские символы, обозначающие Сенат и Римский Народ, полководец устремился за своими наступающими войсками.
Как раз в этот момент, когда римская кавалерия заканчивала уничтожение остатков бывшей царской гвардии, Эвримах весьма опрометчиво заявил Наджаре о том, что они, всё-таки, хороши в бою, но не лучше, чем он и его люди. Но воительница тут же подошла к нему и мягко сказала:
- Если мы сейчас победим, будет неважно, кто и как сражался. У нас не смотр войск, и не тренировка. Мы на поле боя и, мы союзники. Здесь нет лучших или худших.
- И это правильно! – поддержали её несколько кавалеристов-македонян. – Все мы здесь делаем общее дело, и не стоит спорить, кому именно принадлежит победа.
Эвримах усмехнулся:
- Недаром говорят, что всё прекрасное жестоко! – и, подстегнув коня, помчался во главе своих конников дальше – сеять смерть, убивать врагов и добивать уцелевших - тех, кто ещё оставался в живых…
Бой длился недолго. Было ясно, что Рим снова победил.
Хотя неприятельский лагерь и защищали специально выделенные для этой цели отряды гвардейцев, которые назначил на его охрану сам Фарнак лично, однако римская конница вскоре им овладела. Сам царь Фарнак, самопровозглашенный «владыка всего Востока и величайший из когда-либо живших на Земле царей», как его льстиво называли придворные, все огромное войско которого было перебито и полностью уничтожено, едва смог спастись бегством в сопровождении нескольких, оставшихся ему верными до конца всадников, бросив свои многочисленные запасы оружия, продовольствия, рабов и всю казну целиком, и если бы штурм лагеря не облегчил ему бегства, то он непременно попал бы живым в руки прибывшего туда же Цезаря.
Тут Наджара, нагнав наконец Цезаря, крепко обняла его и проговорила, улыбаясь:
- Мы смогли. Свет не оставил нас! Я безумно этому рада. А ты? Ты рад?
- Конечно же, как может быть иначе?!... – ответил ей он. – Разве я могу оставаться безучастным тогда, когда злейший враг Рима, отродье злокозненного Митридата, достойно укрощен и вскоре будет настигнут и пойман! Теперь нам уже ничто не угрожает. Мы принесли мир всем сопредельным землям и странам.
В это время к Наджаре и Цезарю прибыл Фарид и, поклонившись римлянину, возгласил:
- В честь нашей победы жители города хотят устроить большой праздник. Поспешите, вам необходимо там быть.
- Благодарствую! – ответил Цезарь и спешился, чтобы хоть чуть-чуть перевести дух после быстрой скачки.
- Да-да, мы сейчас идём, - улыбнулась Наджара и, тронув Цезаря за плечо, сказала, - идём, нас ждут.
- Так быстро? Как это они успели сообщить? – притворно удивился тот. – А впрочем, знаю: они ни на миг не сомневались в нашей победе.


***


- Когда наш город узнал о том, что Фарнак близко, мы почти отчаялись, ведь, среди нас почти нет воинов. Но боги послали нам вас, - глава города посмотрел сначала на Наджару и её воинов, - людей Света, что живут в золотых песках. И ваших союзников, - теперь старик обратился в сторону приглашенных на празднество римских офицеров, - могущественных воинов Запада. Посланников великого Рима. Мой народ - народ Зелы будет вечно почитать вас и помнить, как великих освободителей! Слава вам!
- Слава освободителям! - проговорили собравшиеся на главной площади горожане.
Цезарь выступил с ответным словом, где воздал похвалу верности зельцев и пообещал щедро отблагодарить и вознаградить их за помощь Риму.
Затем он сказал:
- Столько раз побеждавший в самых разных битвах, я был чрезвычайно обрадован такой победой, так как очень быстро окончил весьма важную войну, и воспоминание об этой внезапной опасности доставляет мне тем больше радости, что победа эта легко досталась мне вслед за очень тяжелым положением, в котором я находился... Намереваюсь вернуть Понт и подарить всю царскую добычу, все захваченные трофеи участвовавшим в этом походе солдатам! Наиболее выдающиеся будут выделены мною для получения наград и отличий; затем вспомогательные войска Дейотара расформировываются и отсылаются на их родину. И, наконец, остальные подразделения останутся пока здесь для контроля над ситуацией, а командовать ими будет Целий Винициан.
На тех, кто был за длинными столами, посыпались лепестки белых и розовых цветов и послышалась благодарственная песнь.
Кто-то надел обоим командующим – Цезарю и Наджаре - на головы тонкие золотые обручи. Полководец еле заметно прищурился.
- Ради вот таких моментов мы и ведём наши Священные Войны, - проговорила ему Наджара, - посмотри, как счастливы эти простые, но добрые люди. Я хочу, чтобы мы смогли нести это счастье по всей земле. И, ничего, что ему предшествует кровь. Нет ничего правильнее борьбы за добро и за Великий Свет.
- Да, это впечатляет… - неопределенно отозвался римлянин и по привычке отпил сначала немного прохладного, хорошо освежающего после трудного дня нектара из своего кубка. Верный себе и своим принципам, он не стал пить вино даже сейчас, когда тяжелейшая воинская кампания была окончена, тревоги и напряжение последних дней осталось позади и словно бы моментально пропало, и можно было уже позволить немного расслабиться самому.
Наджара улыбнулась Цезарю, но вдруг к римскому полководцу обратился только что прибывший примипил Луций Авл:
- Цезарь, памятуя твой приказ о захвате наиболее одиозных противников Рима живыми для того, чтобы во славу Республики и с подобающим захваченным неприятелям видом провести их во время триумфа по улицам Города, а затем подвергнуть мучениям и казнить, во вражеском лагере мы взяли в плен намеревавшегося бежать вслед за своим низким и подлым хозяином самого главного военачальника армии Фарнака, командира его царской гвардии, некоего Пакора… Он доставлен сюда и готов предстать пред очами Цезаря.
Авл сделал жест рукой, и сразу же несколько высоких и дюжих легионеров привели Пакора. Тот, измученный, в грязной и рваной одежде, с побледневшим как воск лицом, без шлема и с всколоченными волосами, смиренно упал на колени и молча ждал, не осмеливаясь даже молить о пощаде. Видимо, он не понимал латинского языка или не слышал слова примипила о том, что его хотят сохранить в живых для триумфа, а только потом казнить.
Цезарь ухмыльнулся:
- Вот, кстати говоря, - сказал он Наджаре. – Помнишь, ты говорила о том, что Свет милостив и примет всякого, кто раскается и захочет впустить его в свою душу? О том, что так или иначе он способен исправить даже души тех людей, кто окончательно и бесповоротно погряз во тьме? И ещё, ты тогда сказала мне, что дело только в том, успеет ли человек принять его на этой земле, или предпочтёт остаться Неверным и умереть в муках?
Он сделал ещё глоток из кубка и продолжал:
- Так как мне поступить с этим отъявленным врагом, который был правой рукой самого Фарнака, командовал его гвардией, и чуть было не привёл сражение к непредсказуемым для нас результатам? Мой примипил, мой верный Авл, с коим прошли мы много битв, говорит, что по закону Рима этого злодея Пакора следует провести в триумфе, а потом подвергнуть нечеловеческим пыткам и казнить как заклятого неприятеля нашей Республики. И я согласен с Авлом, хотя про меня часто говорят, что я люблю миловать своих врагов, подобно тому, как я простил Брута и Кассия, что долго сражались против меня на стороне Помпея.
Помолчал и закончил свою речь так:
- Но только одно… Неужели ты думаешь, что и такого человека возможно спасти? О, я просто не могу назвать его человеком после того, что он сегодня совершил! Ответь же мне, скажи, как бы ты поступила на моем месте?

 Отправлено: 15.07.13 21:57. Заголовок: Эйфория праздника вс..

Эйфория праздника всё больше захватывала Наджару, а то, что Цезарь разделял радость победы вместе с ней, заставляло её сердце радостно петь. Сейчас мир наполнился светом для светловолосой воительницы. Тем светом, который она так жаждала пронести по миру и даровать каждому, кто согласен будет принять его. Всё вокруг сверкало и светилось в фантасмогорическом сиянии. И, непонятно было, толи его видит только Наджара, толи солнечные лучи заходящего солнца создают эту мистерию.
Битва прошла не зря. Мы победили. Свет победил! Враг повержен. По мелодичному перезвону в голове, Наджара поняла, что Джинны благодарят её. Подняв кверху голову, она, по своему обыкновению улыбнулась кому-то невидимому. Потом, она одарила такой же улыбкой своих воинов и те, поняв, что сам Великий Свет через Наджару благодарит и благословляет их на новые подвиги, в почтении склонили головы.
Веселье было прервано приводом Покора - пленённого военначальника побеждённого Фарнака. Когда его привели, взгляды всех сидящих за столом людей, тотчас же обратились к нему. А пленный был подобен хитрому шакалу, пойманному в клеть охотниками. Он понял, что сбежать ему не удастся, но, всё же надеялся выцарапать себе эту жизнь. Смог бы он встать в ряды воинов Света? - задалась мысленным вопросом женщина, сосредоточенно глядя в лицо Пакора. Словно бы подслушав её мысли, Цезарь спросил её о том же самом, но сам выразил жёсткое мнение о том, что пленного нужно казнить.
- Я согласен с римлянином, - проговорил на ухо Наджаре, неожиданно возникший рядом Юсуф, - этот пленный Неверный до мозга костей. К чему тратить на него блага, которые дарует нам Свет?
- Успокойся, Юсуф, - Наджара сделала сдерживающий жест рукой, - ты знаешь наши правила.
Поднявшись, она медленно приблизилась к Покору и, посмотрев в его лицо мягко и ласково, как смотрит мать на непослушного сына, проговорила, положив руку ему на плечо:
- Твой царь повержен и, почти все ваши солдаты перебиты. Но, волею Света, ты ещё жив. Не значит ли это, что судьба даёт тебе шанс? Как ты думаешь?
Мужчина молчал, но не сводил надменного, даже в такой ситуации, взгляда, с красивой женщины, что стояла сейчас перед ним. Улыбка так и не исчезла с лица Наджары. Казалось, что она была сейчас не воином, а посланником мира, и, просто не была способна причинить кому-нибудь вред. Глядя в её добрые глаза и, слушая её мягкий голос, хотелось расслабиться. довериться ей, попросить защиты.
- Скажи, Покор, раскаиваешься ли ты в том, что совершил? Согласен ли ты, чтобы тебе дали шанс исправиться? Соглашайся. Прими Свет и, я уговорю наших римских союзников отдать тебя мне и, буду любить как брата.
Наступила тяжёлая долгая пауза, во время которой, Покор, казалось, действительно, задумался над словами пустынной воительницы. Все, включая Наджару, застыли в тревожном ожидании. Наконец, гнусный надменный смех пленённого военначальника разорвал тишину. После чего, подняв голову, он плюнул Наджаре в лицо и проговорил:
- Я лучше умру, чем сдамся неотёсанным варварам!
В рядах римлян, также, как и в рядах сирийцев прошёл лёгкий шепоток, все обсуждали услышанное. Краем плаща, женщина стёрла плевок со своего лица. Взгляд её мгновенно посуровел, а лицо из ангельского лика, превратилось в лик палача.
- Оычно, я даю Неверным три дня на раздумья, но, как видно, для тебя эти дни ничего не решат. Если ты веришь в каких-нибудь Богов, советую начать молиться. Ты уже мёртв - это лишь вопрос времени.
Если бы здесь не было римлян, Наджара сейчас же убила бы его, отрубив голову своим мечом. Но, он нужен был Цезарю для триумфа. Не уступить римскому союзнику и любимому человеку, Наджара не могла. Сев на своё место рядом с римлянином, она спросила, всё ещё жёстким суровым тоном, (суровость её, естественно, была обращена ни к Цезарю, а к пленному командующему Фарнака):
- Могу ли я забрать у тебя этого Неверного после триумфального шествия? Он нанёс мне личное оскорбление, плюнув в лицо. Через меня он выразил своё пренебрежение к Свету. Мы такого не прощаем.

 Отправлено: 19.07.13 00:05. Заголовок: В ожидании ответа в..

В ожидании ответа все пристально смотрели на Наджару и на пленного. Сначала она пристально и сосредоточенно разглядывала Пакора, а потом наконец встала со своего места и медленно приблизилась к нему и наконец проговорила, положив руку ему на плечо:
- Твой царь повержен и, почти все ваши солдаты перебиты. Но, волею Света, ты ещё жив. Не значит ли это, что судьба даёт тебе шанс? Как ты думаешь?
Тот ещё некоторое время молчал, гордо воззрившись на женщину, и лишь потом отрывисто и тихо процедил так, что его слова не расслышал никто вокруг:
- На всё воля Богов, и не тебе судить об этом!
Однако она продолжала уговаривать его:
- Скажи, Пакор, раскаиваешься ли ты в том, что совершил? Согласен ли ты, чтобы тебе дали шанс исправиться? Соглашайся. Прими Свет и, я уговорю наших римских союзников отдать тебя мне и, буду любить как брата.
И все, включая и саму Наджару, ждали, что же будет дальше. Наконец пленный презрительно засмеялся и, подняв голову, плюнул женщине в лицо со словами:
- Я лучше умру, чем сдамся неотёсанным варварам!
Затем добавил, но так, чтобы лишь она расслышала:
- Недостойная, до чего же доходит твоя дерзость здесь! Знай, что я ненавижу всякие дурацкие проповеди, и только так могу сейчас вступиться за моё достоинство, а если ты, по свойственной тебе мягкости, не понимаешь этого, тогда поделом тебе! Что, учить меня хочешь? Если бы не римская конница, ты бы сейчас стояла на коленях и молила о помиловании его царское величество, величайшего монарха и моего высокочтеннейшего повелителя царя Фарнака, да продлятся дни по желанию его!
Пакор словно изменился в лице от гнева, глаза его налились кровью, весь он как-то странным образом нахохлился, угрожающе наклонился вперёд и устрашающим шёпотом произнес:
- А-а-а! Ты хочешь извести меня своими проклятыми речами и заклинаниями?!.. Так нет же, тебе это никогда не удасться, презренная! Хватит и тех твоих льстивых и ласковых, но пышущих тайно сокрытым в них ядом слов, что ты уже изрекла! Трепещи же, несчастная, ибо благороднейший и высокочтимейший царь мой Фарнак, да будет он в довольстве и благополучии! – жестоко и справедливо отомстит за мою смерть так, как тебе и не снилось в самых страшных ночных кошмарах, а потом не оставит в живых никого из вас, вышвырнет войска римлян прочь из Азии, и отправит латинян туда, где им самое место – в ад!
Но в этот момент один из легионеров сильно ударил плененного военачальника в бок, а другой нанёс не менее мощный удар в грудь, и тот сразу же согнулся чуть ли не вдвое оттого, что его дыхание едва не прервалось, и отчаянно закашлялся, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшей на него болью.
Люди вокруг возмущенно заговорили, перебивая друг друга. Сказать, что они были крайне недовольны поведением пленника и, мало того, оскорблены этим самым до глубины души – значит ровным счётом ничего не сказать.
Тем временем, женщина, приподняв вверх полу своего плаща и поднеся её к лицу, стёрла нахальный издевательский плевок поверженного врага. Но теперь она выглядела уже далеко не так, как раньше. Взгляд её моментально стал жёстким и суровым, а лицо помрачнело, как туча перед грозой.
- Обычно, я даю Неверным три дня на раздумья, но, как видно, для тебя эти дни ничего не решат. Если ты веришь в каких-нибудь Богов, советую начать молиться. Ты уже мёртв - это лишь вопрос времени.
- О презреннейшая среди женщин! О низкая и продажная душа, что сгубила сама себя, предательски перекинувшись на сторону этих жалких псов - римлян! – взвыл было снова Пакор, подобно пойманному дикому зверю, но легионеры вновь не дремали и поспешили нанести ему несколько новых ударов, после которых он наконец замолк и перестал провоцировать победителей.
Тогда, вернувшись на своё место рядом с Цезарем, она спросила у него холодным тоном:
- Могу ли я забрать у тебя этого Неверного после триумфального шествия? Он нанёс мне личное оскорбление, плюнув в лицо. Через меня он выразил своё пренебрежение к Свету. Мы такого не прощаем.
А что же Цезарь? За всё это время он так и не произнёс ни слова, спокойно сидя вы высоком кресле, напоминавшем ему привычное курульное кресло в Риме. Когда воительница принялась уговаривать Пакора принять сторону Света и покаяться в грехах, римский полководец, чуть позевывая от усталости и прикрывая рот рукой, чтобы никто не видел этого, спокойно и даже отчасти равнодушно наблюдал за происходящим.
Правда, когда надменный вражеский командующий отказался даже слушать ее, причём сделал это в столь возмутительной форме, Цезарь мнгновенно оживился, весь как-то подобрался, его облик тут же преобразился и стал иным: более чувственным, подвижным, но в то же время неприязненным и даже устрашающим для других. Он, казалось бы, словно с величайшим трудом удержался на месте, что явно стоило ему нечеловеческих усилий; его зубы отчаянно заскрежетали, а пальцы, впившись в подлокотники кресла, так яростно сжали дерево, что ногти на них побелели… И, хотя он не слышал трёх последних реплик Пакора, слов о «неотёсанных варварах» ему оказалось вполне достаточно...
Когда же Наджара вернулась к своему креслу и попросила у него соизволения забрать себе врага после триумфа и рассчитаться с ним согласно жестокому обычаю пустыни, он ещё не пришел в себя окончательно. Поэтому, когда их взгляды сошлись и соприкоснулись, окружающие буквально отпрянули назад – столько силы и бешенной энергетики было у обоих в глазах, что просто видимые сгустки этой энергии вырывались наружу, а сами взгляды были похожи на отточенные до предела острия мечей…
Цезарь сделал знак увести Пакора, а сам медленно, с осознанием чувства собственного достоинства, поднялся, непревзойденно гордым, орлиным взором обвел всех, кто там был – римлян, их союзников и горожан Зелы, собравшихся на праздник по случаю освобождения от великой опасности – и столь же неторопливо проговорил так, что его хорошо расслышали даже в отдаленных уголках площади:
- Именем Сената и Римского Народа! У нас есть и ещё пленные, которые достойны казни, а посему на этот раз повелеваю сделать так. Мы оставим нескольких из них для триумфа, а остальные, включая… - он словно поморщился, с невероятной злобой и презрением выговаривая последующие слова, - включая злокозненного и злонравного нашего врага, начальника штаба царской армии Фарнака, подлого неприятеля Пакора, завтра утром после пыток будут преданы смерти!
И, глядя куда-то вдаль, поверх голов окружающих его людей, добавил:
- Пусть же эти мои слова, сказанные здесь и сейчас, на площади города Зела, будут окончательными и твёрдыми, каковой и подобает быть воле Сената Римской Республики!
Тут римские воины в экстазе подхватили его слова:
- Слава Риму! Слава Цезарю!
- Слава!
Вокруг Цезаря уже бушевало целое море поднятых рук; крики и возгласы одобрения слышались повсеместно; некоторые легионеры принялись ударять мечами о щиты, их примеру последовали другие, и вскоре площадь заполнилась сотрясающим её до основания грохотом. Восторженная толпа боготворила своего героя, приведшего римские войска к победе, а сам полководец спокойно созерцал это зрелище и оставался неподвижным… Но вдруг он сделал шаг навстречу бурно приветствовавшим его солдатам и офицерам, и неожиданно вскинул согнутую в локте правую руку.
После этого те, казалось бы, совсем обезумели от дикого, щемящего простые воинские сердца восторга.
- Слава Цезарю! Почет и процветание!
- Да пребудут всегда с тобою Боги!
- Счастливый! Великий! Слава тебе на века!
Незаметно для остальных упиваясь этим стихийным выражением восторга, будто бы купаясь в нем, Цезарь ещё немного подождал, пока крики станут потише, а потом разрешил возобновить празднество.
По-прежнему заняв своё кресло, полководец неспешно сделал новый глоток нектара и как бы невзначай сказал, словно и не обращаясь ни к кому:
- Да, так будет с каждым, кто осмелится выступить против меня!
Затем обратился к Наджаре, которая всё это время оставалась рядом:
- Надеюсь, теперь ты довольна? Я тоже думаю, что лучше нам их казнить, и чем быстрее, тем будет лучше… Кстати, мои обещания остаются в силе. Ты и твои люди получат всё, что им положено. Впрочем… - опять недолгая пауза, - Если ты хочешь чего-то ещё, говори, я слушаю.
Вальяжно облокотился о спинку высокого кресла и коротко, отрывисто сделал жест рукой, будто предлагая ответить на свои вопросы.

 Отправлено: 19.07.13 18:47. Заголовок: Юлий Цезарь подобно ..

Юлий Цезарь подобно Наджаре воспринял произошедший разговор с Покором в высшей степени эмоционально. Но, только эмоции эти не были видны, или, если и были, то понять их могли не все. Но, когда восточная воительница взглянула в глаза римлянина через её тело, словно бы прошёл электрический разряд: настолько силён был в его глазах заряд ярости и власти. Как же он прекрасен сейчас, в своей ярости! - восхищённо подумала Наджара, не отрывая взгляда от сверкающих глаз Цезаря. Прежде, она могла восхищаться лишь истинным светом, и Джиннами, что приходили в её сознание... Нет-нет, пустынница не меняла своих идеалов, ни в коем разе, но величественность и властная жёсткость римлянина покоряли, заставляя сердце биться быстрее.
Экстатические вострженные выкряки римских солдат, несущих славу великому Цезарю, так походили на те воинственные кличи, что произносили её воины перед битвой! Только говорили они их, адресуя божеству - Великому Свету. Сейчас же божеством был сам Цезарь. Воплощение власти! Её вершина! Вот, такому мужчине могла бы покориться непокорная гордая пустынница! Для такого, как он, можно было бы пойти на многое.... И она шла, уже мысленно, растворившись в нём, и в эйфории, его окружающей. Она не сводила с него пристального взгляда. Когда же он взглянул на неё, спросив, желает ли она получить ещё что-то, она ответила, накрыв его руку своей:
- Сейчас, я получила втрое больше, чем хотела бы.
В её глазах плескалась неистовая страсть. Она хотела покориться Цезарю, тонуть в его власти, но, при этом, убила бы любого, кто приблизился бы к нему с дурными намерениями. Наджара любила... Любила всем сердцем. Любила римлянина также, как любила Свет...
Меж тем, празднинство было в самом разгаре. Пели и танцевали молодые девушки, музыканты играли на своих восточных инструментах. Некоторое время, Наджара просто задумчиво наблюдала за ними, потом, вдруг повернулась к полководцу:
- Люди Запада ценят искусство? Если да, то у меня тоже есть для тебя подарок.
Ни сказав больше ни слова, восточная воительница поднялась из-за стола и, пройдя к музыкантам, о чём-то долго говорила с ними, что-то объясняла, жестикулируя. Вдруг, музыка стихла. Все сидящие за столом, недоумённо заозирались по сторонам. Наджара, тем временем, сняла плащ, передав его кому-то из своих людей, и сказала, обращаясь ко всем присутствующим, но глядя именно на Цезаря:
- Эта битва далась нам нелегко. Была боль, были потери... Но, волею Великого Света, мы победили!
ители Зелы восторженно закричали, принявшись осыпать Наджару лепестками цветов, думая, что своей речью, она хочет триумфа для себя, также, как ранее это селал Цезарь. Но женщина сделала жест рукой, призвав всех прекратить восторги.
- Не только меня нужно почитать сегодня. Этой победы не было бы, если бы Свет не послал нам союзником с Запада. Если бы легендарный полководец Гай Юлий Цезарь, своим умом и волею к победе не сделал нашу победу неприрекаемой! В его лице воплощена прекрасная римская власть, чьи знамёна, словно божественная длань распростёрлась теперь над нашими землями, в намерении защитить нас, и даровать свободу! В связи с этим, я хочу подарить Га Юлию Цезарю то, что он, как я думаю, не забудет никогда.
Женщина дала знак музыкантам...
Минутой позже, красивая, страстная, местами опасная, но бесконечно завораживающая тягучая как мёд и таинственная, как сирийская пустыня. восточная музыка мягкими гипнотическими волнами разлилась по округе. Она обволакивала своей магией. И, вдруг, в эти нотки, вплелись звуки не менее пленяющие: звуки голоса Наджары. Она пела. Сначала тихо, потом, всё громче и громче. Голос, вначале мягкий, едва ласкающий слух, становился с каждой нотой всё более сильным, магнитическим. Чистый, звонки, но бесконечно глубокий. Наджара вытягивала такие длинные ноты, и делала это так виртуозно, что сама была подобна музыкальному инструменту. Песня, что она пела, была о воинской славе, о непобедимости, о приклонении перед победителем, чело которого осенено Великим Светом. Догадавшийся, кому она поёт, Фарид, наклонился к Цезарю и произнёс. желая перевести хотя бы примерный смысл песни, спетой на сложном сирийском наречии:
- Видит Свет, она поёт для вас. В песне поётся о воине-победителе, чья власть неприрекаема и чьё чело осенено лучами Великого света. Это хвалебная песнь.
Меж тем, вместе с песней, гибкая красавица начала двигаться в медленном, но страстном танце. Нет-нет, никаких одежд она не снимала, но, здесь этого и не требовалось. Плавные изгибы тела, гипнотизировали, соблазнительная фигура не позволяла отвести от неё взгляд ни на секунду. От Наджары веяло силой, страстью и, одновременно, изяществом, хоть в танце не было ни одного откровенного фрагмента. Она сумела подать себя так, чтобы тот, кому это предназначалось, смог прочесть тайные знаки, и язык её тела. Незаметно в руках красавицы появилось два острых сверкающих кинжала. Танец стал более зажигательным, раскованным и опасным. Наджара касалась кинжалом собственного горла и груди, но, при этом, всё было столь изящно и красиво, что все, присутствующие здесь мужчины, впали, буквально в гипнотический транс. Она танцевала танец воина, вплетая в него элементы любовного тнца - эффект получился неподражаемый. Стоит ли говорить, что увидевший всё это Юсуф, поняв, для кого предназначен танец, поспешил опустить глаза и отвернуться.
Когда представление закончилось, Наджара, вновь заняла своё место за столом и спросила Цезаря:
- Что скажешь? Принимаешь ли ты мой подарок?
Рука её недвусмысленно коснулась его руки, а на губах появилась лёгкая улыбка. Этот жест не видел больше никто. А, если и были любопытные, то под жёстким взглядом Наджары, которым та одаргила их после, все поспешили вернуться к тем разговорам и занятиям, которые были прерваны ими.

 Отправлено: 24.07.13 17:48. Заголовок: Наджара наблюдала за..

Наджара наблюдала за тем, что происходит вокруг неё, а затем повернулась к полководцу и спросила у него:
- Люди Запада ценят искусство? Если да, то у меня тоже есть для тебя подарок.
- Разумеется, ценят, - только и успел ответить он. – Что ж, удиви меня.
Тут она поднялась из-за стола и направилась в сторону, откуда звучала музыка. Вскоре мелодия затихла. Тем временем, женщина сняла плащ, передав его кому-то, и сказала так:
- Эта битва далась нам нелегко. Была боль, были потери... Но, волею Великого Света, мы победили!
Горожане вновь начали бурно проявлять восторг, но она призвала всех прекратить изъявления радости:
- Не только меня нужно почитать сегодня. Этой победы не было бы, если бы Свет не послал нам союзником с Запада. Если бы легендарный полководец Гай Юлий Цезарь, своим умом и волею к победе не сделал нашу победу непререкаемой! В его лице воплощена прекрасная римская власть, чьи знамёна, словно божественная длань распростёрлась теперь над нашими землями, в намерении защитить нас, и даровать свободу! В связи с этим, я хочу подарить Га Юлию Цезарю то, что он, как я думаю, не забудет никогда.
Когда послышались слова песни, Фарид, наклонился к Цезарю и тихо проговорил ему:
- Видит Свет, она поёт для вас. В песне поётся о воине-победителе, чья власть непререкаемa и чьё чело осенено лучами Великого света. Это хвалебная песнь.
- Надо же… Просто уму непостижимо, - отозвался тот, медленно созерцая происходящее, а его легионеры и центурионы снова оживились было, но, увидев призывающий к тишине знак руки полководца, перестали шуметь.
Вдобавок ко всему этому она исполнила ещё и танец воина – странное, мистическое, невероятной и необыкновенной силы зрелище, которое заставило Цезаря немного призадуматься.
Когда всё это закончилось, Наджара вернулась за стол и спросила:
- Что скажешь? Принимаешь ли ты мой подарок?
Рука её прикоснулась к его руке, а на лице появилась улыбка.
- Это и в самом деле было очень захватывающе… Интересно, что ты скажешь о моём?
Заметив, что один из союзных царей со своей свитой покидает празднество, Цезарь распорядился срочно вернуть его и привести к себе. Не прошло и минуты, как «достойнейший» Дейотар, как тот сам любил именовать себя, был доставлен к нему.
- Ты, я вижу, так торопишься уйти, что даже не желаешь проститься со мной? – серъёзно и строго упрекнул его Цезарь.
Царь моментально позабыл про свою гордость и, как был, в драгоценнейших одеждах из самых изысканных тканей, расшитых золотом, бросился ниц и принялся молить:
- О Свет Солнца, выслушай меня! Да не будет стонов в твоих чертогах и да не постигнет тебя несчастье… Да не испытаешь ты неудачи в делах своих! О добрейший господин и повелитель мой, о вождь, не знающий спеси, побеждающий ложь и творящий правду… Защитник и покровитель бедному, опора вдове, кров сироте, не имеющему матери, дозволь же мне возглашать имя твоё., как возглашают закон в стране, и снизойди к словам уст моих… Выслушай и учини справедливость, о благороднейший из благородных…
- Он просит прощения за свои проступки, и хотел бы получить официальное подтверждение Рима на свой титул тетрарха, - тихо сказал Цезарю примипил Авл, который ранее обещал напомнить о данном вопросе.
- Я не забыл о нём, равно как и о его деле, - отозвался полководец и повелел:
- Дейотар, встань же и выслушай моё решение! – и, пока тот робко и нерешительно поднимался с земли и пытался привести в порядок свой роскошный костюм, римлянин продолжал:
- Знаю, что ты вовремя прибыл к Домицию Кальвину, что управлял Азией и соседними провинциями, с просьбой не давать Фарнаку занимать и опустошать окрестные царства. Также ты дал ему много воинов, вооружив и обучив их по римскому образцу, и сто всадников. Но, будучи в центре, причём только на небольшой полосе по фронту с очень узкими промежутками, твои войска плохо держались против врага во время битвы Кальвина с Фарнаком, из-за чего во многом римляне и проиграли это сражение… И сегодня в битве они проявили себя не лучше, ибо ты слишком медленно и с опасением командовал ими.
Сделав паузу, во время которой царь судорожно пытался что-то сказать, но словно бы онемел от страха, Цезарь продолжал:
- Как доказали остальные тетрархи, ты даже не имеешь права на титул тетрарха ни по законам, ни по традиции... Мало того, некогда ты был в лагере Гнея Помпея, на его стороне... И хотя потом сам явился к нам с признанием об этом и словами, что действовал под принуждением, я сомневаюсь в твоей искренности. Поэтому ты лишаешься своей тетрархии, и только в качестве царя Малой Армении обязан немедленно отправиться к себе на родину в сопровождении римских войск, где и будешь пребывать в покорности, смирении и бедности. Уведите его прочь!
Перепуганный и ошеломленный царь с минуту неподвижно стоял, всё ещё пробуя взмолиться в свою защиту, однако потом, после настойчивого напоминания и жёстких жестов римлян, глубоко и несчастно вздохнул, протёр глаза и, пробормотав: «Да живешь ты вечно, о величайший и могущественнейший Цезарь!», в сопровождении римских легионеров проследовал по направлению к выходу с площади, не переставая при этом шептать:
- Поглоти меня, земля! Проклят тот день, когда я увидел свет, и ночь, когда сказали родители мои: «Появился человек»… В плаще справедливости нет и лоскутка правды для меня… Да и Боги теперь не взглянут на такого царя, у которого только и осталось, что руки, чтобы молиться, и глаза, чтобы плакать… О смерть, обрати же моё тело в прах, дабы принести мне покой…
Цезарь быстро поглядел ему вслед и сказал:
- Не могу терпеть таких людей… У этих так называемых восточно-азиатских властителей дни проходят лишь в лицемерии, жертвоприношениях, молитвах и пересчёте доходов казны, но не в управлении государством.
- Твоя правда, о Цезарь, он никудышный и трусливый правитель, поэтому мы и учредим над ним надзор, а рано или поздно он всё равно завещает своё царство Риму, - отозвался Авл.
- С другой стороны, никто не должен править вверенными ему от нас землями по своей прихоти, ибо царь или наместник какой-то Миттании не может считаться почти равным римскому легату, проконсулу или пропретору… У тебя тоже был сегодня трудный день, примипил, ты устал, и тебе надо отдохнуть, я тебя не держу, ступай!
Авл попрощался и ушёл.
- Какой он теперь хороший офицер! – задумчиво проговорил Цезарь. – А до того, как я его заметил и пригласил к себе на службу, он только и мог, что разбить сборище иллирийских разбойников, которые и так сами по себе удирают от одного только вида римских солдат!
И обратился к Наджаре:
- Посмотри, как при малейшем расколе в Риме стали вести себя подчинённые нам правители здесь, на Востоке… Иудеи медлят с уплатой дани, и платят всё меньше и меньше, хитрые финикияне почти не поставляют корабли для нашего флота. Против парфян нам постоянно приходится держать на восточных границах Республики крупные силы, а в самой Парфии разгорается антиримское движение, которое повсюду находит отклик… И всё это результаты действий мятежного Помпея и местных недовольных нами царьков! Что у них за войска, ты и без меня знаешь. Если бы не римский легион, который заставил сегодня союзников начать и вести бой, они бы перешли на сторону Фарнака и пресмыкались перед ним, чтобы сохранить должности, земли и прибыль!
Он грустно помолчал и далее повёл речь так:
- Мне нужны верные люди, которые следили бы за ситуацией и в любой момент могли бы навести порядок здесь. Поэтому, что скажешь, если я дам тебе в управление ту тетрархию, что отнял у Дейотара? Кроме того, это довольно богатые земли, там ты и твои люди смогут получить гораздо больше, чем моё жалование и награды за участие в этом походе.

 Отправлено: 30.07.13 20:35. Заголовок: Первые несколько мин..

Первые несколько минут, Наджара пребывала в состоянии шока. То, что предлагал ей римский полководец, так ошеломило её и её людей. которые тоже сидели, поражённые услышанным и, не знали, что говорить, что воительница просто терялась.
- Прошу меня простить, - вдруг, проговорила Наджара, поднявшись из-за стола, - я сейчас вернусь.
Наджара направилась в сторону небольшой зелёной поляны, где пышно цвели кустарники окации. Юсуф, по привычке. поднялся следом: негласно, он считался личным телохранителем предводительницы. Однако, светловолосая пустынница очень выразительно посмотрев на него. дала безмолвный знак, что хочет побыть одна.
Уединившись, она села на землю, скрестив ноги по-турецки и, подняла голову вверх, чуть расставив руки в стороны.
- Вправе ли я принять его дар? - шёпотом спросила она, обращаясь к невидимым собеседникам, щурясь на яркое солнце.
Несколько минут, женщина сосредоточенно прислушивалась к своим ощущениям, после чео, прикрыла глаза, блаженно улыбаясь. Даже с закрытыми глазами, Наджара видела свет. Прекрасный и сияющий, он обвалакивал её, проникал внутрь, а нежные, переливчатые голоса хвалили. Она снова была уверена в себе, и в том, что поступает правильно.
Вернувшись к пирующим, она, вновь заняла своё место за столом. Молча кивнула военначальнику Фариду и улыбнулась. Этот знак означал, что она говорила с Джиннами и те благословили её от имени Великого Света. Потом, она повернулась к Цезарю:
- Я принимаю твой дар, Великий Юлий Цезарь, и беру земли бесславного Дайотара под свою защиту и управление. Да поможет мне Свет.
Наджара, а, за ней и все её люди, сложили руки перед грудью и смиренно чуть склонили головы, просидев в таком положении около минуты. Это они воздавали дань Великому вету, который не оставил их. Сама воительница пребывала в эйфории: Великий Свет сам указал мне дальнейшее направление в лице Цезаря. Получив эти земли, я смогу закрепиться на них, чтобы проповедовать культ Света. Смогу набрать последователей. А потом... Хотя, всё по порядку. Наджара улыбнулась и, впервые за всё время, подняла кубок с вином:
- Отныне, мы будем славить Великого Цезаря и Рим, - мягко, но уверенно, поговорила пустынница, - он - такой же воин Света, как и мы, хоть и не признаёт этого.
- Я против! - заявил Юсуф поднявшись.
Полоснув по нему строгим взглядом, Наджара сказала, всё тем же мягким спокойным голосом:
- Не важно, каким путём он придёт к миру в своей душе и к Свету вообще. Конечно, лучше было бы, если бы он был с нами, - в этот момент, Наджара красноречиво взглянула на римлянина, - но, добро уже пустило корни в его сердце, а, это значит, что где бы он ни был, его дело правое.
Возможно. если бы Наджара не влюбилась в богоподобного римского полководца, то она бы не отпустила так просто потенциального воина света, но сейчас, по отношению к Цезарю, она смягчилась, не желая давить на него. Тем более, что-то подсказывало ей. что эта встреча не последняя для них обоих.

 Отправлено: 14.08.13 12:08. Заголовок: - Прошу меня прости..

- Прошу меня простить, - проговорила Наджара, поднявшись из-за стола, - я сейчас вернусь.
- Хорошо! – благосклонно кивнул ей Цезарь.
Она отсутствовала несколько минут. Вернувшись вновь заняла своё место за столом, кивнула Фариду и улыбнулась, а потом повернулась к Цезарю:
- Я принимаю твой дар, Великий Юлий Цезарь, и беру земли бесславного Дайотара под свою защиту и управление. Да поможет мне Свет.
- Значит, так тому и быть! – подытожил Цезарь.
Затем Наджара и все её люди сложили руки перед грудью и смиренно чуть склонили головы. Затем она улыбнулась и подняла кубок с вином:
- Отныне, мы будем славить Великого Цезаря и Рим, - проговорила она, - он - такой же воин Света, как и мы, хоть и не признаёт этого.
- Рад слышать, - отозвался он. - И я очень благодарен за столь искренне оказанное мне доверие.
- Я против! - заявил Юсуф.
Римляне недовольно зашумели.
Но Наджара очень вовремя сумела взять ситуацию под контроль:
- Не важно, каким путём он придёт к миру в своей душе и к Свету вообще. Конечно, лучше было бы, если бы он был с нами, - взглянула на полководца и продолжала, - но, добро уже пустило корни в его сердце, а, это значит, что где бы он ни был, его дело правое.
- Сегодня я с вами, - ответствовал Цезарь. – А ведь сегодня не последний день.
Итак, праздник продолжался. Один из местных римских граждан, живший здесь много лет и заодно служивший в храме римской общины – он был жрецом Юпитера - совершил жертвоприношение в честь одержанной величайшей победы над врагами Рима, но многим показалось, что он делал это как-то довольно небрежно, с надменным видом, словно бы свободнорожденный человек, который из-за каких-то чрезвычайных обстоятельств вынужден прислуживать одному из своих рабов.
Когда церемония окончилась, Цезарь объявил, что, если у присутствующих здесь людей еще есть к нему какие-нибудь просьбы и пожелания, которые в его власти выполнить, он окажет им эту милость. Но его люди, как рядовые воины, так и командиры все в один голос воскликнули:
- Мы счастливы и горды одним лишь тем, что ты сейчас здесь среди нас, о Цезарь! И просим тебя только об одном – живи нам на славу и на страх врагам, будь всегда с нами, о счастливый, великий и непобедимый!
Тогда он распорядился раздать присутствующим из числа местных жителей некоторую сумму денег и часть продовольствия из богатых запасов, доставленных для армии различными купцами и военачальниками союзных отрядов. Специально выделенные для этого служители быстро доставили все необходимое и, устроившись по периметру площади, стали наделять зельцев дарами Цезаря. На каждого из собравшихся здесь горожан пришлось примерно по половине круга хлеба и по десятку ассов, но здесь, в провинции, это считалось не таким уж и плохим вознаграждением и равнялось примерно недельному жалованию, тем более из предыдущих слов полководца люди уже поняли, что Цезарь по достоинству вознаградит их в дальнейшем, поэтому приняли все с подобающим уважением и почестями в его адрес.
Затем в центре площади расчистили место, и было объявлено о том, что в честь победы Цезаря, которая ознаменовала конец тирании Фарнака и его неизбежную гибель, будет показано театральное представление под названием "Смерть тирана".
- Это небольшое произведение, но его не играли уже много лет, - неторопливо объяснил Цезарь Наджаре, чтобы она не была в недоумении. – Речь там идет про восточного деспота царя Кинира, который дерзостно и самонадеянно вступил в войну с Персией, но был убит из-за своей трусости и предательства.
Представление началось. Все актеры были в великолепной форме. Когда исполнитель роли царя умирал на руках у своих последних сторонников после нелепо и бездарно проигранного сражения, он забрызгал всю сцену действия вокруг себя "кровью" из небольшого бычьего пузыря, спрятанного у него во рту. Затем его подхватили под руки легионеры и проводили, словно для того, чтобы защитить от назойливых поклонников.
- Это было изумительно, - тихо проговорил центурион Верр, аплодируя вместе со всеми. - А теперь как насчет того, чтобы переменить чаши? Мне бы хотелось еще вина!
- Нет, - сказал ему Авл, - Лучше посмотри акробаток... Говорят, здесь, на Востоке, они очень хороши. Думаю, что я досижу до конца празднества, затянись оно хоть до рассвета. Это такой день, какие случаются не так уж и часто в жизни.
Римляне были в чрезвычайно благодушном настроении. Правда, некоторые из них уже очень устали и начали потихоньку уходить спать. И не всегда это проходило незаметным путем. Напротив, иногда случались и недоразумения, вызванные случаями неумеренности в еде и питье.
Один молодой офицер потянул за плащ другого.
- Не убегай, приятель, - с трудом ворочая отяжелевшим после выпитого языком и заметно пошатываясь даже в сидячем положении, говорил он. - Ты просто должен посмотреть этих… э… как их… короче говоря, этих девушек…. Мне говорили, что одна из них будет исполнять танец, который называется… ммм… "танец рыбы"; это… как бы тебе объяснить… чтобы ты понял… ну, это когда на нее смотришь, кажется, будто ты сам глубоко-глубоко под водой…
- Смотри, и в самом деле не упади под стол! – таким же заплетающимся языком отвечал другой; правда, в отличие от своего товарища, он еще хоть как-то более или менее стоял на ногах, готовясь отправляться восвояси.
- Сказать по правде, я бы и рад был остаться, но меня призывает мой желудок… Видно, слишком много…
И вдруг ни с того ни с сего договорил стихами:
- Пусть плавно выйдут эти подношенья -
Не слишком быстро, но без промедленья.
Первый громко рассмеялся:
- Только не вини в этом меня… дорогой… Ты -- один из моих лучших друзей… Нет, ты – самый лучший… Я ни за что на свете не стал бы… Дай-ка я обниму тебя!
- Нет, только не это!
- Ну куда же ты?!... Дай я обниму тебя! – римлянин из последних сил поднялся и буквально навалился на второго, в результате чего упали оба… Привыкшие к подобным исходам длительных пиров солдаты быстро и ловко подняли их и унесли отсыпаться.


***


В большом и достаточно просторном доме у подножия гор, где зимой часто горел тендир – яма в земле для выпечки хлеба, отчего под потолком было немного черно от копоти и дыма, верхняя часть стен тоже слегка почернела. Дом этот был довольно старый, большинство перекрытий в нем явно нуждались в замене. Середину потолка поддерживала поперечная балка, которую подпирали два столба, поставленные на большие камни на полу. У одной из стен как раз и был вырыт тендир, прикрытый доской; у другой стены стоял колченогий самодельный стул, на котором был сложен хлеб. В темных углах виднелись ниши с расставленной в них глиняной посудой, медными кувшинами и чашками. Под стулом лежали опрокинутый вверх дном котел, прикрытая сверху чашка с остатками еды и закоптелый сосуд. На пол был постлан ковер, на котором валялись несколько свернутых постелей. Две ниши оставались заняты связками одежды, маленькими сундучками и старой утварью.
И больше ничего. Всякий, побывав в этом доме, сразу мог бы понять, что хозяева отнюдь не богачи и не купаются в роскоши.
В стороне от входа, прислонившись к стулу, на голом полу сидел человек лет сорока пяти и, подложив обе ладони под подбородок, сурово смотрел невидящим взглядом куда-тов стену. Одет он был в старое подобие плаща из светлой материи и в старые полинявшие штаны; шея была повязана ветхим лоскутом ткани. Если к этому добавить, что он был босой, без всякой обуви, то сразу станет ясно, что это бедный человек.
Приподнялся полог, и внутрь зашли несколько воинов при полном вооружении, подпоясанные мечами, с кинжалами за поясом и копьями в руках. Увидев их, человек передернулся и ничком повалился на пол.
Пришел он в себя только тогда, когда услышал повелительный голос, раздавшийся словно откуда-то сверху, из недосягаемой выси:
- Повелеваю тебе показать свое лицо!
Тот медленно приподнялся и посмотрел на обладателя столь величественного голоса, который, без сомнения, мог принадлежать только одному царю в мире.
- О, властелин четырех сторон света, прости мне мое замешательство и глупость! Я, твой самый нижайший и покорнейший слуга и раб, самый мельчайший и ничтожнейший из подданных твоей необъятной величайшей страны, над которой никогда не заходит великое солнце твоих достославнейших предков… Я, смиреннейший Мешади-Орудж, самый жалкий и недостойнейший из твоих рабов, бесконечно искреннейше восхваляю тебя и желаю твоему божественному правлению никогда не прекращаться на этой земле и на всех покорных твоему царскому величию землях!
Да, это был сам царь, но в каком виде! Дорогая одежда его порядком истрепалась, на ней были видны следы песка; лицо мрачнее тучи; глаза словно стеклянные и пустые, а у воинов такой вид, будто только что они вернулись из самой преисподней, где их яростно жгли огнем, пытали железом, мучили заживо перед тем, как отпустить обратно на землю. Никогда еще Мешади-Орудж, бывший дворцовый слуга, якобы по болезни отставленный от дел, не видел даже отдаленно похожего зрелища. Теперь же ему казалось, что мир словно бы перевернулся с ног на голову и сами Боги сошли с ума…
Фарнак молча смотрел на своего старого слугу, некогда изгнанного из дворца без кусочка хлеба и полушки денег по самовольной прихоти одной из придворных женщин, и хмурил брови. Известно, что иногда даже утопающий хватается за соломинку, но сколь непривычно и до ужаса дико было ему, еще сегодня утром величайшему правителю окрестных земель и стран, находится сейчас в такой убогой хижине! И, если бы не причина, приведшая его сюда, с какой радостью он бы расправился со всеми подобными бедняками своей страны! Но сейчас, когда от сорокавосьмитысячной главной армии и вспомогательного корпуса уцелели после битвы лишь несколько сот человек, да и те разбежались дорогою, оставив охранять царя лишь последним самым преданным гвардейцам, выбирать действительно было не из чего…
- Призови сюда Иззет! Хочу говорить с нею!
- Будет исполнено, о всемогущественнейший! Слушаю и повинуюсь, о владыка времени!
Несчастный хозяин, которого словно бы колотила жутчайшая месопотамская лихорадка, вскочил и, словно последний из умалишенных, кинулся на поиски своей дочери.
Вскоре он явился в сопровождении девушки, стройной и проворной, с черными, как гагат, глазами и копной черных кудрявых волос. Она улыбалась загадочной улыбкой.
Мешади-Орудж тихо шепнул ей:
- О дочь, преклони колени и пади ниц, ибо пред тобою наш господин и царь!
Но Фарнак расслышал и жестом приказал старому слуге замолчать.
- Подойди поближе! – коротко и отрывисто велел он Иззет.
Она приблизилась и застыла будто бы в оцепенении.
- Обойдемся без лишних слов, что подобны жужжанию мухи в ушах. Отвечай мне кратко: «Да, господин!» или «Нет, господин!», - молвил царь. – Была ли ты в Зеле?
- Да, господин.
- Хорошо ли знаешь тамошний городской дворец?
- Да, господин…
- Теяр! – скомандовал он, и командир наголову разгромленного гвардейского полка так называемых «бессмертных», что не оправдали свое горделивое название, ибо от них после сражения осталось в живых менее двух десятков солдат, сделал несколько шагов вперед и протянул ей тонкие ножны.
- Мне нужна жизнь римлянина по имени Цезарь…
Он резко бросил на пол сверток, запечатанный собственной царской печатью, развернулся и вышел.
Один из гвардейцев, рядовой солдат, более человечный, чем его повелитель, успел подойти к Иззет, чтобы быстро шепнуть:
- По пути царь вспомнил, что тебя хорошо подготовили и ты умеешь убивать… Он решил подстраховаться и не хочет использовать нас, воинов… Цезарь разбил наше войско и лишил царя всех завоеваний… В свертке пятьсот дирхемов, это более чем щедрая плата…
- Подожди! – заговорила она, но воин уже скрылся прочь.
Мешади-Оружд сгорбился, пожал плечами:
- Делать нечего… Он наш царь… Если не исполнишь его волю, он отомстит страшнее, чем можно себе представить в самом ужаснейшем из кошмаров… Внимание и повиновение!..