Древний мир Героев и Богов

Тёплый, лёгкий умиротворённый ветер парил, спускаясь с горы Парнас. Пролетая прохладу естественных теней, взмывая и опадая в лучах милосердного солнца, он радовался, представляя себя бестелесным духом вдохновения. Сегодня он облетал Дельфы, от одного конца до другого, уже не первый раз и каждый из них был счастлив. Не все города были разрушены до основания. Дельфы устояли перед атакой богов. Может быть, потому, что здесь было так много верных культу Аполлона, внимавших и верящих всей душой прорицаниям, что открывал для них знаменитый Оракул. А может быть и потому, что просто не хотели видеть разруху, невидимые, подспудные, но ощутимые изменения, следы трещин старого мира и грязь нового, желая жить лишь своим беззаботным слепым прошлым. Ветру не было дело до потаённых дум человеческих сердец. Ему всегда удавалось быть над всем этим злом.
Люди никогда не изменятся. Не могущие поменять даже хода собственных мыслей, распознать элементарные искушения и прорезающие их сердца нити лжи, разве они могли действительно управлять этим миром? Многие из них были уверены в своей правоте. Брали в руки оружие и с криком вырывали, выгрызали себе новое будущее. Якобы новое. Боги были не лучше. Давно следовало признать, что они опустились, развратились, подобно людям. И теперь одних от других отличало лишь наличие особых даров и обладание необычным оружием. И те и другие запутались, во лжи, которую плели много веков и уже были не способны найти ей конца и края. Особенно забавным было наблюдать, как со временем, утопая в обмане, все они начинали верить в него, принимая, выдавая его за истину. А другие, более слабые, подхватывали бравые выкрики, голосили во всеуслышание об иллюзиях нового мира, который они построят своими руками и сделают это намного лучше, чем был сделан старый. И тогда, находящимися в бесноватом забытье, безумной слепоте, которая казалась особым прозрением, всем им стоило бросить только одну, небольшую кость, чтобы повести, управлять, использовать так, как только заблагорассудится. Безнадёжные существа. Все они.
Фобос стоял у склона горы, окутанный теми тенями, которые, по незнанию, пролетал беспечный ветер. Холодные золотые глаза смотрели на сияющие в солнечных лучах белоснежные колонны храма Аполлона. Да, именно сияющие. Словно пламенеющие белым светом, отливавшим золотом в разводах, всплывающих перед зажмуренными глазами. Аполлон считал себя подобным этому свету. Безупречным, белоснежным, слепящим священностью, непогрешимым. Кто ещё среди олимпийцев умел с такой безумной страстью упиваться собой! И Фобос ненавидел его, в первую очередь за то, что он жил…

Мальчишка на вид лет десяти, наконец, вскарабкался на верхушку склона горы Парнас, и, тяжело дыша, направился к раскинувшемуся на ней храму. Его ярко-голубые глаза, почти золотые кудри резко контрастировали с тёмно-серыми и чёрными одеждами, которые были на него надеты. Отсюда мир людей выглядел немного иначе. Отстранённо, но не настолько, как с Олимпа. Хотя о последнем он не мел никакого представления. Только слышал многочисленные рассказы о недосягаемых в своём величии и красоте высотах, откуда был родом его отец.
Тёплый ветер подул в лицо, нежно проводя рукой по гладкой мальчишечьей щеке, развивая волосы. Это придало немного уверенности, успокоило. Он не знал точно, что делал. Он не знал точно, куда пришёл. Он знал, что здесь храм, но не знал чей. Он первый раз был в мире людей. Пойдёт ещё некоторое время, прежде чем тётушки заручатся поддержкой Аида и пришлют сюда кого-нибудь из духов или призраков. Хоть что-нибудь он должен успеть. Хоть кто-нибудь сможет сказать или дать понять, где искать отца.
Позади, за спиной, послышался какой-то шелест. И будто свет мелькнул на мгновение. Мальчишка обернулся и увидел высокого мужчину в белых одеждах. Он был настолько красив и величественен, что одним видом должен был вселять благоговение и раболепство. Мужчина молча, с полуулыбкой на идеальных устах смотрел на мальчика, но последний даже не дрогнул. Потому что заметил, как прекрасный мужественный божественный облик портит холодное высокомерие в голубых глазах.
- Здравствуй, - оголяя белоснежные зубы, улыбнулся златокудрый.
Мальчик промолчал, не отрывая от него глаз.
- Что ты ищешь тут, дитя? – нараспев спросил мужчина.
Мальчишка ответил не сразу. Пытался правильно оценить ситуацию своим детским наивным умом. При всей своей блистательности собеседник не вызывал ни капли доверия.
- Я ищу храм Ареса, бога войны, - чётко ответил он. Он хотел всё сделать правильно и ни в чём не дать себя провести. И, не смотря на то, что кто-то в душе тихо стонал о том, что ничего не выйдет, юнец крепился и убеждал себя в обратном.
Мужчина усмехнулся и сделал шаг в направлении ребёнка. Дитя не дрогнуло, хотя и заметно напряглось.
- О, боюсь, ты немного ошибся, - златокудрый опустился на одно колено, снисходительно позволяя мальчику больше не задирать голову, а смотреть в его глаза, глядя прямо. – Это храм Аполлона. И до храма Ареса придётся идти очень и очень далеко.
- Тогда скажите, куда идти, - буркнул мальчик.
Мужчина улыбнулся и позволил себе положить руку на его плечо. Он смотрел в его голубые глаза и сквозь небесные оттенки пытался увидеть холодный золотой взгляд фурии. Смотрел на его лицо и искал хоть что-то схожее с остро очерченными чертами бога войны.
- Нет, - просто ответил он. – Послушай, что я тебе скажу, дитя, и постарайся понять. Возвращайся туда, откуда ты сбежал и больше не пытайся найти своего отца. Этот мир слишком чужд и жесток для тебя, ты заблудишься в нём. А если каким-то чудесным образом всё-таки найдёшь желаемое, не будешь этому рад, поверь, – златокудрый чуть сжал в ладони плечо пристально смотрящего на него ребёнка. – Я знаю, у тебя много вопросов, из-за них ты улизнул из Тартара. Но твой отец не даст тебе ответов. Как, собственно, и твоя мать.
- Почему? – прошептал мальчик, но лицо его оставалось по-прежнему твёрдым.
- Потому что тебя не должно было быть на свете, ведь никто из них не хотел этого. Знаешь, у взрослых есть такая забавная игра, называется «любовь» В ней, как правило, два игрока, и если всё начинается хорошо, то можно попытаться рассчитывать на удачный исход. Но бывает, что один из игроков решает выйти из игры или не заинтересовывается с самого начала. Вот так и получилось с твоими родителями. Твоя мать хотела довести партию до конца, а твой отец отказался участвовать. У него на тот момент другие игры были. И тогда твоя мать обманула его: перевоплотилась в облик той, кем, в свою очередь, интересовался твой отец. Она это для того сделала, чтобы, когда ты родишься, заставить твоего отца переменить свои решения. Но, к сожалению, и этот план не сработал. Ну, а когда это стало ясно, в тебе тоже отпала всякая надобность, - мужчина замолчал на мгновение, и, не переставая улыбаться, растрепал юнцу волосы на макушке. – Поэтому ты живёшь у своих тётушек, пока Алекто якобы слишком занята. И поэтому Ареса ты знаешь только по рассказам. Ты просто никому не нужен. Вот и всё.
Он поднялся и выпрямился во весь рост. Солнце блеснуло в его золотых волосах, а он всё продолжал улыбаться. Сияющий, безукоризненный и совершенный с жестоким и уродливым сердцем…

В редкие минуты, когда Фобосу удавалось посмотреть на своё прошлое со стороны, ему казался весьма забавным тот далёкий день: когда ненависти и гневу его научил прекрасный бог красоты. Он навсегда запомнил его слова. Стальной звук каждого произносимого слога. Но помимо этого уяснил и ещё одну вещь: этот мир действительно слишком чужд для него. Не только мир смертных, но и мир богов. Он всегда был и всегда будет между ними, не принадлежащий ни тем, ни другим. Ненавидимый и теми и другими. И имеющий власть над всеми. Тени подползли к его ногам, впитываясь в длинные чёрные одежды, цепляясь за пальцы опущенных рук и уходя под кожу. Ещё несколько мгновений и весь он будто почернел, превращаясь в сгусток тьмы, а потом рассыпался на миллиарды чёрных песчинок, тут же исчезающих в пространстве. Пришло время слепым видеть кошмары…

День настал. Она была готова. На этот раз очищение далось ей весьма тяжело. Все три дня своего обязательного поста, который должна была выдерживать каждая Пифия, готовящаяся к прорицанию, её сопровождали дурные мысли. Страшные предчувствия. Она видела много странных картин. Они вспыхивали в голове всего лишь на мгновение и тут же исчезали, но оставляли после себя неизгладимые следы. Будто кровавые отпечатки рук людей, которым ещё предстояло умереть. И их было слишком много.
Дева мотнула головой. Нужно во что бы то ни стало совладать с собой и немедленно! Рабыни закончили облачать её стройное бледное тело в дорогие роскошные одежды и украшения. Перед духами она должна была появиться во всём великолепии. Дева протянула руки, беря тонкими пальцами золотую чашу. Вода еле заметно дрогнула. На вытянутых руках стала ощутима мелкая дрожь. Беспокойные видения-вспышки не собирались уходить без последствий. Она быстрее поднесла чашу ко рту и пригубила кристально-чистую воду. Вода из источника Кассотиды. Она священна, она должна очистить от зла.
Кажется и правда, с каждым глотком делалось легче. Пифия успокоилась. Аполлон не оставил её. Ему угодно её служение. В волосах виднелся лавровый венок, а на зубах остался терпкий привкус листа священного лавра. Высокий стул-тренога уже ожидал её, стоя у расселены, из которой поднималось ввысь дыхание горы. Когда она была совсем юной, её постоянно преследовал страх, что она не сумеет взобраться на золотой стул. Но ни единожды не ошиблась за все эти годы. Теперь она молода и прекрасна и страхи её носят намного худший характер в сравнении с наивными детскими переживаниями. Красные ткани скользнули вниз по ногам, а ступни упёрлись в небольшую перекладину между ножками стула. Поднимающиеся снизу испарения всколыхнули её одеяния и буквально окунули её в себя. Реальность померкла. Голова снова наполнилась образами, и теперь они были длительными и более чёткими. И снова много крови, снова много смертей. Дева скривилась, словно от боли. С губ начали срываться слова. Она «смотрела» и невидящими глазами, ослеплёнными дурманом прорицания, пыталась «видеть».
Что-то словно коснулось её ноги. Холодное и как будто влажное. Дева вздрогнула. Поднимающийся из недр Парнаса пар никогда не был промозглым. Прикосновение не ослабло, но наоборот, повторилось: что-то крепким обручем сжимало и вторую щиколотку. Пифия часто заморгала и попробовала дёрнуть ногами, но нечто удерживало её на месте. Понять, что происходит, мешал наркотический бред, а испарения заслоняли глаза. Влажный холод продвинулся выше по ногам, и в этот момент она поняла, что именно ощущает: это чьи-то руки, чьи-то холодные и влажные ладони.
Мёртвые…
Пифия застонала, но закричать не смогла. Неизвестное Нечто, с безумной скоростью охватило собой всю её, будто уже не кто-то один, а сразу несколько людей прикасались к ней, впиваясь в руки, ноги, талию, подбираясь всё выше к шее. Она задохнулась от ужаса. Сердце колотилось неимоверно быстро, когда Пифия почувствовала чьё-то жаркое дыхание. Совсем рядом с лицом. Оно поднималось, от груди к шее, приближаясь к губам. Кто-то невидимый, не давая ей вырваться, находился невозможно близко, так, как никто в её жизни. Она почти услышала тихий звук его голоса. Внутри похолодело, она замерла. И в этот момент увидела его глаза: два ярко-жёлтых, горящих злым светом зрачка.
И она, наконец, закричала. Отчаяние, воплощённое пронзительным женским голосом, заполнило всё вокруг, отражаясь от каменных стен. Чудовище, вырвавшееся из расселины, встрепенулось, поднимаясь вверх, заполняя всё вокруг своей густой непроглядной тьмой. Оно запрокинуло голову и, открыв неестественно огромный рот, переполненный несколькими рядами острых зубов, закричало вместе с ней. Сердце в её груди сжалось и, ударив в последний раз, остановилось. Пифия побледнела, пошатнулась и упала на камни, вниз с высокой треноги.

Дельфы погрузились во мрак и ужас. Смерть Пифии потрясла всех в храме. Фобос позволил им увидеть себя и ужас, источавшийся из их сердец, напитал его огромной силой. Он наполнил кошмарами целый город. Люди, словно зачумлённые, бегали по улицам, ища спасения. Паника. Давка. Смерть. Силы стремительно росли. Его тьма влияла на всё живое. Над городом перестало светить солнце, чахли растения, даже животные и птицы бежали с проклятой земли. И всё-таки боги правы, борясь за веру людей. Ведь она действительно может творить чудеса! Они поверили, что Дельфы прокляты, что их бог оставил их. Пифия мертва, а в храме поселился непреодолимый ужас. Они поверили и сами не понимали, что именно из-за этого их страхи обрели плоть. Так это работало. Так он использовал их. Всех их – и людей и богов. Но разве можно его в этом винить? Ведь это то, для чего он предназначен. Он всего лишь тот, кем рождён. Потому и делает то, что должен.
Фобос свободно прогуливался по городу. Менял облики как хотел. Он мог быть тенью, мог обратиться монстром, животворя чьи-то кошмары, мог быть таким, каким видели его боги, а мог принимать свою вторую, человеческую сущность. Последняя ему сейчас нравилась больше. Он воображал, что находится одновременно и внутри и вне происходящего. Наблюдает. И забирает то, что его.
Где-то среди свободно ползающих по городу теней носится Мрак. Это адское создание, в условиях войны или массовой паники, вело себя как собака, выпущенная на огромное поле после долгих дней на привязи. Фобос не сдерживал его, Мрак знал своего хозяина. Повелитель теней старался держаться ближе к людям, чтобы мотивировать их ужасы, чтобы подпитывать их гнев, ярость, недовольства, печали и отчаяние. Чтобы они отдали из своих душ всё, что имели. Чтобы в их сердцах не осталось ни одного зерна веры в Аполлона, и он никогда не смог сюда вернуться. Сейчас, даже если он появится среди них, они не заметят его. Они его забыли.
Чей-то пронзительный крик привлёк его внимание. Фобос обернулся и увидел уносящуюся прочь повозку, за которой, задохнувшись во вздыбленной пыли, стояла девушка с чёрными волосами. Тонкими руками они крепко прижимала к груди ребёнка. А на другой стороне дороги кричала женщина. Последняя вдруг бросилась вперёд и быстро оказалась рядом с девушкой. Грубо вцепившись в её руки, она вырвала у неё маленького мальчишку, который от пережитого потрясения не мог вымолвить ни звука.
- Убери свои руки от моего сына, проклятая! – во всеуслышание завопила женщина. – Смотрите! Смотрите все! Она хотела украсть моего ребёнка!