Отправлено: 10.05.14 14:03. Заголовок: [Les amants de la guerre]

цитата:

Sous le joug des milices Jusqu'au bout. (С)

Название: Les amants de la guerre|Любовники войны
Участники: Anniсk Renard (Annuk) и Aiden Grey (Jaskier)
Место и время событий: начало зимы 1809 г. Англия, Лондон где-то в параллельной Вселенной
Сюжет: Как связаны неудавшаяся попытка выкрасть королевские регалии из-под носа британской армии; помолвка Наполеона Бонопарта и нападение на девушку, произошедшее на улицах Лондона? И что если простая помощь ближнему приведет главу английской разведки к смертельному противостоянию, в котором замешаны сильнейшие государства и которое вот-вот может вылиться в самую кровопролитную войну XIX столетия?


Скрытый текст

музыкальное сопровождение музыкальное сопровождение музыкальное сопровождение

 Отправлено: 21.05.14 14:02. Заголовок: Будущее настигло нед..

Будущее настигло недалеко от Трафальгарской площади, взметнувшись ворохом серых юбок и колючего ножа, забитого по самые ребра.
И не было никаких звезд, россыпью падающих к ногам, и никакого безудержно яркого света, только ноющая боль, которая стократно усилилась, когда она потянула за рукоять, выдергивая лезвие из тела. Плохая затея, но что ей теперь?
Она прислонилась к массиву каменной стены, толстому и густо пропитанному дождем, моросившим третьи сутки. В это время года, говорят, Лондон бывает покрыт туманом, который сочится из узких проливов Темзы и расползается по улицам, протягивая лапы вослед каждому, кто окажется в это время вне безопасных стен дома, а по лужам искрится тонкая корка снега, крошащаяся под ногами, как свежий бисквит. Её же он встретил страшным ливнем, по вине которого приходилось постоянно менять одежду, не спасавшуюся даже под крыльями зонта.
Кровь сочилась из руки и тут же опадала на плиты у мысков туфель. Скорее всего, во время стычки ей перерезали жилу и теперь на месте сгиба ладони, обозначился влажный след. Хотя нет, не было никакой стычки. Она оказалась медлительной и потеряла контроль, сполна расплатившись за свои ошибки перед женщиной, которая выскочила из-за угла, когда до спасительной двери оставалось двести метров и ещё двенадцать шагов.
- Три поворота налево, через площадь, там всегда сидят голуби и можно услышать, даже ночью, как они переговариваются, сидя на голове нового каменного истукана, - тело налилось сладостной тяжестью, и она клялась постоять ещё всего одну минутку, потому что просто устала, а вовсе не оттого, что собирается умереть.
Нож выпал из здоровой руки и клацнув по бетону железными зубами, отскочил в кусты. Там ему и место.
- За двести метров, ты почувствуешь запах. Первая выпечка отправляется в горн ровно в полночь и тогда весь Лондон пахнет, как огромный пирог с изюмом, - язык ворочался с трудом, спотыкаясь на каждом слоге, но она продолжала твердить слова, врезавшиеся в память.
- Не подходи к Темзе, Лисенок, то дурная река. Не заметишь, как утащит на дно. Утащит на дно, - она повторила фразу ещё раз. И ещё, пробуя на вкус буквы и меняя местами. Представила страшную Темзу, что хватает прохожих и когда поняла, что с ней творится что-то неладное, собрав остатки воли, побежала. Тонкий плащ скользнул с плеч и отлетел в сторону, но девушка не придала значения потере.
Как же грустно! Она всегда знала, что смерть однажды явится и поймает её, беги не беги, а она все одно, из тех преследователей, которые на три шага впереди. Анник Ренард представляла лишь, что всё будет иначе. Воображая час своей кончины, думала о смертельной игре, выстрелах и запахе пороха в воздухе, и пусть вокруг непременно будут восторженные зрители, что станут рукоплескать её умениям и потеряют одну единственную слезу в финале. Взгляд закатится к небу, и лёгкое бледное тело исчезнет со сцены. Все в лучших традициях Уолпола Хорриса, романами которого с некоторых пор зачитывалась вся Франция. Страшное воздаяния за былые грехи, чуть менее эффектное, чем железный шлем, падающий с неба.
Она была готова, что её схватят и приговорят к казни, хоть уже довольно давно перестала быть для разведки сколько-нибудь полезным сотрудником, но репутация способна творить удивительные вещи. Будет самое время сказать броские слова и почетно испариться, когда пуля достигнет сердца. Но не так! Только не нож, её собственное любимое оружие, разорвавший платье на пустых улицах незнакомого города.
Ей пришлось опять остановиться, сбившись со счета. Дыхание перехватило, и оно замерло сухим комом у самого горла. Она подумала, что возможно, сейчас её вывернет, прямо на грязный брус ненавистного города, но ничего этого не произошло и пришлось, выпрямляясь двигаться вперед. Мимо звякнули юбки, загулявшихся дам, или не совсем дам, но кому есть дело.
По мере того, как она приближалась к дверям чайной, которая находилась в котловане старых домов на главной улице, прохожих становилось больше. Они лились из дверей, хлопавших им в след, и тихо переговаривались, иногда разражаясь хохотом, и опять растворялись, становясь частью пейзажа. Однажды кто-то тронул её плечом и, пробормотав слова извинения, исчез, пока она силилась придать своему белому лицу нормальное выражение. Спасибо ночи! Лучшей союзнице влюблённых и умирающих.
Анник прошла ещё с десяток шагов, уже жалея, что бросила нож и уверенная, что за ней следят. Достаточно она сама пробыла шпионкой, чтобы не понять, когда собака взяла след. Девушка нарочно приблизилась к особенно громкой стайке молодых людей, направляющихся в необходимую ей сторону, и была рада, что никто из них не обратил на это особенного внимания.
«Я истекаю кровью». Зажав рану рукой, она подумала, что уже почти не больно, только кончики пальцев двигаются как-то порывисто и неправильно. Подчиняясь собственному ритму и игнорируя её желания. Скоро пестрая кампания застучала каблуками в сторону Дунканон и она отстала, продолжая считать шаги.
Холодная завеса дождя колыхалась возле лица, превращаясь в мелкие иголки под порывами зимнего борея. Улица сузилась и повлекла за собой.
Пока она умирала, Лондон успокаивался, памятуя о веселых вечерах, и медленно погружался в благословенное молчание. Ей казалось ещё немного, и она услышит, как он зевнет, подтянувшись на лапах, как породистая собака и притаиться, до той поры, когда мальчишки-газетчики не принесут в своих карманах заспанное утро. Шторы ресторанчиков задергивались, возницы увозили прочь задержавшихся в клубах мужчин.
Анник нашла опору и прислонилась к её поверхности, тяжело дыша, будто прошла не метры, а мили, шагая пешком из самого Парижа. Когда дверь распахнулась, девушка качнулась и полетела вперед, съежившись в ожидании момента встречи лица и брусчатки, но ничего не произошло, сильные руки выдернули её из дрёмы и тряхнули за шиворот так, что она подскочила на месте. Горло на секунду перехватило, а потом давление ослабло, и она снова могла нормально дышать, хоть и не очень старалась. За спиной кричали, она слышала голоса, но смутно представляла, о чём может идти речь, разом позабыв весь английский.
- Je regrette,- темнота отозвалась и утянула на дно.

Скрытый текст

я какашка, я знаю

 Отправлено: 12.06.14 17:07. Заголовок: - Смерть наступила и..

- Смерть наступила из-за пробитого лёгкого. - сказала Роберт Доусон, вытирая руки о салфетку, повязанную на животе, - Последний, кто его видел, уверяет, что парень пробежал ещё три квартала прежде, чем свалиться замертво. В любом случае, - говоривший сцепил ладони на животе, - к полудню он уже был мертв.
Ночь стекала с запотевших окон акварельными мазками. Они посидели еще какое-то время, молча.
Зима в Лондоне, совершенно невероятное явление. Всегда приходит внезапно и, начавшись, сдаёт позиции постоянно. Прикидывается то весной, то прогорклой осенью. Улицы захлебываются в лужах и дождь, холодный как ледяные черти капает и капает. И так без конца. Месяц за месяцем, дожидаясь душного лета. Прохожие в это время года злее обычного и преступления случаются чаще.
Эдриан пошевелил рукой, дотянулся до кружки, стоявшей рядом, и воззрился на собеседника.
Роберт был старым другом, одним из тех проверенных людей, которые ступят в пропасть, если страна вежливо попросит, и это было далеко не единственным его качеством, по праву ценящимся в английской разведке. К своим полным сорока годам он оставался преуспевающим сыном дворянина, крепко сидящим на маковой настойке и не способным изменить ни одной из своих привычек.
Они вместе пробивались из осаждённой Италии, когда англичане стали персонами нон гратта для французских оккупантов. В память о тех событиях у Роберта осталась хромота, у Грея шрам на спине, который до сих пор болел на мокрую погоду. Ни один человек во всей Британии не стал бы переходить дорогу графу Девлину.
- Завтра нас ожидают гости, и каждая скотина будет требовать крови, - Граф оставил салфетку в покое и закрыл глаза, массируя виски.
Двое друзей расположились в небольшом каменном мешке, позади трафальгарской площади. Хозяин бара принёс ещё кружку эля для Эдриана, и бокал игристого красного для Роберта, молча удалившись. У стены напротив, сгорбившись в три погибели, сидел мальчишка, не старше семнадцати. Он склонился над столом, рисуя мокрым пальцем узоры на стакане. Над головой носился тяжёлый хрустальный писк.
Дождь усилился, туман потяжелел, прилипнув к дороге, и явив взору одернутое поволокой трагичное ноябрьское небо.
- Пусть катятся к чертям. Я устал от того, что каждый аристократ в Лондоне ожидает, что я рухну на спину, после того как мне покажут королевскую протекцию.
- Скатертью дорога.
День выдался неправдоподобно долгим. В десять утра в доме, скрывающимся за готичным фасадом, свойственным для Лондона 17 века, появился первый посланник. Агент сообщил о том, что было уже известно всей Англии и об одном единственном обстоятельстве, о котором знало лишь шесть человек, одним из которых являлся король Георг. К текущему моменту Эдриан понятия не имел, что с этим делать.
Прошёл ровно месяц, как он возглавил лондонское отделение разведки. С тех пор, как прежний глава отошёл от дел, предпочтя неспокойной работе дубовый ящик, все шишки упали на голову Грея. Варрен скончался во сне, разменяв пятый десяток, и как только стихли отзвуки церковных колоколов, Эдриан занял его место.
Последние недели он занимался тем, что перекладывал бумаги из ящика в ящик, подсознательно ощущая, что что-то очень неправильно. «Что-то» происходило уже довольно давно и терзало его по мере накопления дел. Он складывал кривыми стопками в углу кабинета нераспечатанные письма, ставил уже только своё имя на документах, а в груди росло недовольство. Оно висело облаком над его незнающей печалей жизнью и отравляло существование всех присутствующих в радиусе хорошей по размерам окружности. Это его злило. От него сбежала тройка самых верных слуг Варрена и если в ближайшее время все не изменится, он мог не досчитаться и остальных.
- Отправляйся домой Грей. – Роберт допил вино одним глотком. Бокал мелькнул в его больших ладонях и полностью исчез, пока он отводил его от лица, - Послушай совета друга.
Граф приподнял шляпу, прощаясь. Кивнул молодому человеку за соседним столом и вышел на ноябрьский холод. Дверь шаркнула, взвизгнула и кабак полностью опустел.
Он посидел ещё какое-то время, допивая дорогой эль и думая о происходящем в стране и его роли в этом. Ещё вчера он сказал бы, что 1809 не хуже других лет, которые проходили под знаменами Бонопарта. Франция и Англия делали вид, что война прошла и больше нет никакой нужды в шпионах. Зачем они странам, не имеющим друг к другу претензий? И только за последний месяц количество его людей возросло.
На короткий срок, главным врагом Франции стала Российская Империя и он был уверен, что несмотря на внешнее затишье Александр понимал это не хуже других. Лучше. Помолвка Наполеона с Екатериной Павловной была призвана разом избавить союзные государства от угрозы новой войны. Пока же мир полнился слухами. Августейшие особы подтверждали желание сочетаться браком, но спустя время никаких официальных дат назначено не было. В обществе ходили слухи о том, что помолвка - фикция, а Александр задумал нечто большее и в конечном счете никогда не позволит сестре выйти замуж за французского буржуа мелкого пошиба. Пусть и с императорским венцом на голове.
События сегодняшнего дня перевернули все с ног на голову. Стратегия,какой бы она не была, скукожилась и отныне всецело принадлежала Наполеону, который был вправе решать быть войне или нет. Став всеобщим союзником, император тем самым был защищен со всех сторон. В то время, как Британию и Россию могло разорвать на части из-за одной единственной ошибки.
- На всю страну монаршим криком грянет: «Пощады нет! » — и спустит псов войны*- Эдриан допил содержимое кружки и поднялся на ноги.
Хватит на сегодня мировых заговоров, на дальнейшую ночь ему требовалась только постель и крепкий сон.
Он так же, как и Роберт полчаса назад кивнул заметно расслабившемуся Паксу. Отсчитал деньги для хозяина паба и спустив шляпу ниже, покинул заведение.
Дождь обескуражил. То, что из теплоты бара казалось лишь легкой моросью превратилось в миллионы частых льдинок. Они ударили по щекам, стоило ему выйти из-под козырька крыши и двинуться наперерез злому ливню вверх по улице. Прохожих не осталось. Погода разогнала по домах всех обычных обитателей этого района, легко сделав Лондон пронзительно одиноким. Дождь наотмашь бил туман, отрывая клочья от белого полотнища. Стоило только образоваться дыре, сквозь которую можно было разглядеть улицу впереди, дымка уплотнялась. И раны, нанесенные грозой затягивались без следа.
Мимо не проехало ни одного кэба, хотя Эдриан мог поклясться, что время от времени слышал затихающие вдали цоканье лошадей и щелчки бича. Все поглотил проклятый туман - подумал он, сворачивая за угол и вновь находя очередную улицу пустой.
- Мистер! Мистер!- извозчик в твидовой шляпе, задвинутой на затылок вынырнул из тумана, навстречу Эдриану. С широкого лица ручьями текла вода. Мужчина был чем-то взволновал и не переставал твердить "свое" мистер, даже когда Грей остановился.
У края дороги стоял обшарпанный кэб, завалившийся на одно колесо. Лошадь, склонив голову низко к земле как могла прятала морду от стекавшего по крупу дождя.
- Там женщина. Навалилась на меня, как с таверны вышел, еле подхватил. Сидит вон там и без конца бормочет, - мужчина наклонился к Эдриану и доверительно прошептал, - кажись француженка.
- Идемте мистер, идемте же.
Грей не сопротивлялся, разрешив увлечь себя к потускневшим окнам заведения. Небольшая группка людей, четверо, может больше, переговаривались в стороне. Какая-то женщина с высоким голосом, казалось готова была разрыдаться и без конца твердила что-то своему спутнику, одергивая его за руку. Стряхнув ладонь женщины с лацкана пиджака, мужчина оглянулся на стену и быстро пошел вперед. Дама кинулась следом и спустя несколько метров, парочку скрыл переулок.
- Глядите!
Возница был рядом и подтащив Эдриана к углу указывал вниз.
Под тусклой от времени кирпичной стеной, навалившись на брус лежала груда ткани. Так ему показалось сначала. Лица девушки было не разглядеть. Худая, детская фигурка, завернутая в слои тряпок.
- Так и сидит, как я ее нашел. Хорошо, доктор, Вы пожаловали, а то как помрет. Я что хочу сказать, барышне неправильно на улице умирать, какой бы она профессией не занималась. Я...
- Доктор?
- ...вот как считаю. Все господа мимо проходят, хорошо на Вас наткнулся.
- Замолчите, наконец! - Эдриан потерял терпение. В этот момент виновница событий подняла голову, волосы сползли за спину, облепив правую щеку. Белое, как простыня лицо и неестественно выделявшиеся на его фоне красные губы с осунувшимися уголками. Анник встретилась с ним взглядом, в которых не мелькнуло ни малейшего узнавания и прислонила затылок к стене позади себя.
- Микс-стрит восемь, помогите мне увезти ее отсюда, - Грей поднял девушку на руки, накрыв плащом неизвестного господина по самый подбородок. Извозчик не двинулся с места во все глаза, наблюдая за его действиями, так же как и оставшиеся зеваки.
- Вы слышали? Мы едем сейчас же!
В карете Анник уснула. Рваное платье, мокрое от крови и дождя облепило ее тело, идеально повторяя женственные контуры и Грей отвернулся.
Он сел в другом углу кэба, не желая на нее смотреть и думая, что если она умрет немедленно, это избавит их от последствий ночной встречи. В том, что последствия будут он как раз не сомневался. Завтра, когда штаб будет полон недругами, самый главный из них будет лежать в его постели.
Анник Режард проще было бы умереть.

 Отправлено: 20.07.14 09:48. Заголовок: Анник пересекла кори..

Анник пересекла коридор, недоумевая, как могла раньше не заметить распахнутой настежь двери. Она собиралась немедленно покинуть дом, как только заберет некоторые вещи, но что-то крепко держало и все последующее время она так и бродила по пышным комнатам, одернутым запустением.
С первого взгляда перемены были не заметны. Красивая гостиная стала просторнее, исчезло старой фортепиано, незыблемый спутник её страшных детских часов. В комнатах больше не выставлялись цветы, но в целом дом ничуть не изменился. Она взвесила ключ в руке, припоминая как нотариус, передал его через стол в огромном кабинете. Пожимать рук никто не стал, и она выпорхнула на лестницу, как только были произнесены последние скованные слова прощания.
Па умер шесть лет назад и то обстоятельство, что блудная дочь вернулась и требует права на наследство спустя столько лет, вызвало в кругах знакомых семьи недовольный ропот. Ну и к черту! Главное ключ она все-таки получила и теперь бесцельно двигалась по пустым комнатам, стараясь держаться подальше от знакомых вещей. Большинство дверей оказались крепко запертыми, как объяснила старая экономка, бросавшая на нее неодобрительные взгляды, комнаты закрыли ещё при отце. Жилыми оставались только маленькая спальня, кабинет и кухня. Ключ же был всего один и к ее разочарованию никто не объяснил, где находятся остальные комплекты. На пороге верхней гостиной она, наконец, смогла остановиться и, спрятав ключ в карман макинтоша, осталась стоять в дверях.
Па никогда не любил этой комнаты и за годы этой необоснованной ненависти, некогда величественное помещение медленно превратилось в роскошную кладовую. Сюда стаскивалось все, что по каким-то причинам надоедало обитателям дома, приходило в негодность или просто не уживалось нигде больше. Вроде уродливого дубового стола с ножками в виде львиных голов, прислонившегося к дальней стене. Он высматривал дверной проем из небольшого зазора, образовавшегося в роте ковров, свернутых в тугие трубы. Многие вещи исчезли, и гостиная выглядела гораздо более пустой, чем запомнилась.
Анник начала с корзин для бумаг, порылась, среди целой кучи нераспечатанных конвертов и сложенных номеров «Le Parisien», после перебралась к ящикам комода, где переставляя с место на место безделушки, так же ничего не обнаружила. На полках книжного шкафа, нашлось несколько романов и древняя счетная тетрадь с ровными столбиками цифр. В записях на полях она узнала почерк Па и поймала себя на том, что водит пальцем по чернилам, Дорисовывая красивые хвосты буквам. Её родитель, не имеющий склонности ни к чему броскому, фанатично любил каллиграфию, убивая долгие часы, он запирался в кабинете и писал. Часто в записях не бывало никакого смысла. Бесконечные сонеты Шекспира, из чистого удовольствия, перенесенные на бумагу или просто наборы букв, в свое время не имевшие для неё никакого смысла.
Она поставила тетрадь на место и стоя в центре забытых когда-то вещей представилась себе инородным телом, путешественником, случайно забредшим в палаты давно несуществующих людей и, оставив книги лежать на полу, решила немедленно бежать. Двери на месте не оказалось. Проем, через который она вошла, чудесным образом исчез, только деревянные львы поглядывали пыльными глазами, вырезанными чересчур натурально.
Окно на противоположной стене задрожало от порыва ветра, и внизу раздался шум.
Дом был старым, и сколько она помнила, полнился звуками. Скрипели древние половицы без особой на то причины, кусты царапали стены нижних этажей и вереница мышей, которых невозможно было вывести, топала в темных углах. Шаги приближались, Анник напряглась, немного более отчаянно вслушиваясь, откуда раздастся новый звук. Стук. Яблоневая ветка царапнула стекло. Шаги изменили направление, и теперь кем бы ни был призрак, он спешил наверх, шлёпая по ступенькам, отчего те надрывно всхлипывали.
В руке оказался нож для резки бумаги, хотя она была уверена, что не брала ничего такого и даже не видела его, когда заходила в гостиную. И все же он был здесь. Зажат между указательным и средним пальцем, в ужасно неудобном положении. Длинная ручка с изображением женщины заканчивалась небольшим шариком, переходящим в основание тронутого ржавчиной металла. Шедший по лестнице перебрался в холл, и звук притих за стеной.
Анник перекинула резак в левую руку и вонзила лезвие в живот.


Она плакала. Не двигаясь, уткнувшись в подушку. На том месте, куда приходилось щека, расплылось мокрое пятно, холодившее кожу, а она никак не могла остановиться. Лицо пылало, и чем отчаянней она хотела это прекратить, тем сильнее всхлипывала.
В какой-то момент, отрешившись от этой жалкой фигуры на кровати, она решила, что не имеет к ней никакого отношения. Ничего больше не связывало её с этой безвольной девицей. Анник Режард не плачет. Не умеет, если хотите. Но почему-то именно её лицо горело, а плечи вздрагивали, мешая сделать один-единственный нормальный вздох. И эта боль. Не было никаких сил бороться с той ужасной болью, которая окатывала волнами и уносила до тех пор, пока не приходил момент восхитительного штиля.
Сон пришёл уже на рассвете, во время наиболее долгой передышки. Женщина, накладывавшая марлевые тампоны, на кровавое месиво в которое превратилось её тело, отошла и она осталась в полном одиночестве.
Воспоминания о прошедших часах слились в набор видений, которыми она ещё потешится, когда сможет поймать хотя бы одну мысль. Пока же, только образ Па, как солнце заслонивший все остальное. И вот она опять в той комнате, в доме, что прозябает в полном одиночестве на улицах Парижа.
Сам Па никогда ей не снился, ни разу за все те годы, что она провела без него. Только смутные напоминания. То кресло с подушками, странно выглядящее во снах, где она шла под знаменами Наполеона, размахивая французским флагом, то бесконечные путешествия по старому дому, в которых она все время что-то искала. Ключ всегда был один и тот же и она знал, что сможет открыть только одну дверь. В этих видениях она выдвигала ящики, потрошила книги, перебирала папки с бумагами, но никогда ничего не находила и по утрам маялась, желая узнать что именно потеряла.
Сегодня ей было не до того. Дремота спорхнула с ресниц и унеслась, пока она, вытянувшись, и став прямой как жердь, боролась с другой напастью. Очередная вспышка боли её удивила, если не сказать выбила из колеи, а она то думала все закончилось.
Анник знала, что лучшее средство справиться с чем-то таким сильным, забыться, направить мысли в иное русло. Собрав сбившуюся простынь в кулак она постаралась сосредоточиться на последних событиях.
В кэбе она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы оставаться в сознании всю дорогу, но не настолько, чтобы действительно интересоваться тем, куда её везут. Время от времени она нащупывала рану, запускала пальцы в прорезь платья и достигла таких успехов, что скоро вообще перестала чувствовать эту область живота. Подобравший её человек, всю дорогу хранил высокомерное молчание, избегая даже дышать, так ей казалось. Она не слышала ни единого звука. Только под конец поездки всхрапнула лошадь, останавливая ход. Потом её опять взвалили на плечо, отцепив от тёплых подушек.
Следующее воспоминание перемежалось голосами людей и болью. Кто-то поинтересовался, долго ли она протянет и ей так не понравился ответ, что она начала бороться, добившись лишь того, что ей скрутили руки, и окончательно выбившись из сил.
- Потеряла сознание, - ответил голос, так раздосадовавший её до этого. – Оно и к лучшему.
Анник опять откинулась на подушки, ком, росший в животе, медленно отпускал, скукоживаясь и становясь незначительным.
Какой-то звук в противоположном конце комнаты привлек внимание, и она вдруг остро почувствовала собственную растерянность. До поры затаившись в углах, та протянула шупальцы и сжала горло, разом, высушивая слезы.
- Я Вас слышу.